Рассыпаясь серебром
Шрифт:
***
– Даже не знаю… Может, вам у магов спросить? У них вроде похожие одежды были, – почесав затылок, пробормотал волк.
Холодная вода не справилась с тяжелым осадком, гнетущим душу после кошмара, и феникс остаток ночи перебирал свои лекарства: это занятие было очень монотонным и муторным, но именно оно помогло хоть немного успокоиться и привести мысли в порядок. Он провозился до утра, но план на день был установлен – узнать что-либо об этом куске ткани – единственной вещи, что могла подсказать, что же случилось с бедолагой-котом
Вчера Раэль настрого запретил другу влезать в это дело, но когда кто слушал запреты? Руван тайком забрал из больницы ткань, пообещав себе вернуть кусок обратно, если ему не удастся ничего разузнать.
Однако как Руван ни старался, но ни знакомый портной, ни модницы из салона так и не смогли опознать ткань.
– Какое-то рванье, – с лупой разглядывая тряпицу, молвил журавль-швец. – Это – как ты назвал? узор? – всего лишь неисправность станка, на котором ткань изготовили. Плохого станка, просто ужасного. Такую ткань даже базарные бабки покупать не станут. К тому же крашена отвратно – видишь, следы остаются на пальцах. Не знаю, откуда у тебя это, и знать не хочу! Убери!
Испорченное кошмаром настроение испортилось окончательно. Совсем расстроившись, Раван побрел в ближайшую забегаловку. Он целый день пробегал по городу, расспрашивал всех, искал – а что толку? Только время потерял зря! В душе поселилось противное чувство неудачи.
«Зачем ввязался… Не мое это дело», – вздохнул феникс, усаживаясь. Злосчастную ткань он отбросил подальше на край стола.
– Ой, это ваше? – спросил молоденький волчок-подавальщик, принесший листы с меню.
– Что-то типа, – буркнул Руван. – Не узнаешь, откуда?
Официант взял материю в руки и озадаченно повертел:
– Даже не знаю… Может, вам у магов спросить? У них вроде похожие одежды были, – почесав затылок, пробормотал он.
– Маги? – Руван оживился; в груди зажегся малюсенький огонек надежды. – И где их найти?
– Ну, они на ярмарке выступают вечером… Говорят, в лесу устроились, за беседкой.
Расспросив волка подробнее, Руван отправился к той самой беседке.
Аптекарь быстро нашел эту просторную тенистую полянку у самого ручья. Резная беседка утопала в зелени. С ее легкой крыши свисали сочные гроздья винограда. Руван оглянулся – вот тот самый мост. Если он правильно помнил, то следует пройти пару сотен хвостов по тропинке, а потом свернуть с дороги на север. Не теряя времени, он двинулся в чащу.
В лесу было абсолютно спокойно. Ветерок тихо шелестел верхушками деревьев. Если не последние события, Руван действительно наслаждался бы прогулкой по этому умиротворяющему месту. Внезапно впереди послышался хлопок, потом треск ломающихся веток. Вопреки ожиданиям, звук шел вовсе не с севера. Руван сломя голову бросился по тропинке.
Пробежав метров десять, он чуть не упал, наткнувшись на выскочившего из кустов кота. Бедняга был не в себе, бешеные глаза с невероятной быстротой вертелись в глазницах. Воткнувшись в Рувана, он лишь невнятно вскрикнул, закрываясь руками. Но было еще кое-что – кот с ног до головы был облит кровью.
Все мысли вмиг вылетели из головы, в душе ядом разлился немой ужас. Гулкий стук собственного сердца заглушил звуки леса. Феникс, как в бреду, рванул в кусты, из которых выпрыгнул уже убежавший кот. Продираясь сквозь заросли, Руван расцарапал и руки, и лицо. Не замечая боли, он ломал и топтал ветки, прочищая путь вперед. За кустами была поляна – феникс буквально выкатился на нее.
Поспешно встав, он оторопело остановился. Посреди поляны у покореженного пня стоял волк. Руки его сжимали рукоять изогнутого кинжала. Будто снова оказавшись в кошмаре, Руван с ужасом понял – волк как две капли воды был похож на самоубийцу из его сна.
Глава 4 – Интродукция
Боль, тупая и непрекращающаяся. Она медленно растекалась по телу. Конечности ослабли, и даже малейшее движение отдавалось в мозгу резкой вспышкой боли. В затылок будто втыкали тонкие иглы, медленно, по одной. Издав слабый стон, Малеа открыл глаза.
Ярко! Яркий свет ножом резанул по глазам, выбивая слезы. Нестерпимый зуд, сильный и жгучий, прошелся по векам. Волк инстинктивно вскинул руки, пытаясь закрыться от этого ужасного свечения, но в конечности тут же будто впились сотни маленьких иголочек. По телу прошлась болезненная судорога. Малеа сглотнул и прикрыл веки. Стараясь не шевелить даже кончиком хвоста, он дождался, когда перед взором перестанут мелькать разноцветные круги. Неровный бой сердца эхом отдавался в ушах, но все же волку удалось услышать приглушенное щебетание птиц и свист ветра.
Лишь спустя несколько минут Малеа осмелился снова попытаться приподнять веки. Свет уже не казался таким ярким, он проникал в комнату через открытое окно. Ветер, что-то тихо шепча, озорно играл полупрозрачными шторами, то вздувая их, словно паруса небесной лодки, то пускал волнами, практически утаскивая их за собой на улицу. Лежать было очень неудобно – в спину вечно что-то упиралось. Поерзав, Малеа понял, что мешали его собственные крылья, связанные хоть и не сильно, но очень крепко. Он приподнялся, стараясь не опираться на ноющие руки.
«Что это за место?»
Малеа двигался медленно, но мир перед глазами все равно криво разъезжался в стороны – будто при остановке после быстрой поездки верхом, верхняя часть картинки убегала вперед, а нижняя упрямо гнала назад. Голова закружилась, а в горле зашевелился тугой комок подступившей рвоты. Стараясь дышать ровно, Малеа огляделся. Помещение было чистым, но неуютным. И светлым, даже слишком. Рядом с низенькой деревянной кроватью, на которой лежал волк, стояла простая тумбочка, за ней – еще одна кровать. Накрахмаленные простыни пахли пылью и издавали неприятный хруст, стоило только пошевелиться. По комнате витал еле заметный аромат трав, иногда перебиваемый залетевшим с улицы чуть менее приятным запахом застоявшейся воды.
«Это что, больница?» – нахмурился Малеа, поворачивая голову в другую сторону – это движение противным звоном отозвалось в ушах. Развернувшись, юноша вздрогнул от неожиданности – на него смотрел другой волк. Не зная, что и сказать, Малеа застыл, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться. В белой больничной сорочке, этот «другой» имел вид весьма нездоровый: он дрожащими пальцами слабо сжимал грубое полотно одеяла; сидел, сгорбив спину, что с трудом удерживала связанные крылья. Малеа не сразу понял, что смотрел в зеркало.