Растерзанное сердце

Робинсон Питер

— Входите, пожалуйста, — пригласила женщина. — Мы вас ждем.

Если зрелище шестифутовой негритянки ее и удивило, она никак себя не выдала. Как и другие, она наверняка смотрела по телевизору криминальные программы и привыкла к мысли о мультирасовой полиции, даже в таком «белом» районе, как Пик.

Она провела их по сумрачному коридору, где каждое пальто висело на своем крючке, а сапоги и ботинки были аккуратно выстроены на невысокой стойке из планок. Они вошли в просторную гостиную с двустворчатым французским окном, выходящим в задний дворик с тщательно

подстриженным газоном и цветочным бордюром. Еще в дворике имелись каменная купальня для птиц и пластиковый стол со стульями. Платаны обрамляли великолепный вид на поля и известковые холмы за ними. Небо было светло-серое, но где-то на севере меж облаками сквозил намек на солнце.

— Мы только что из церкви, — сообщила женщина. — Мы ходим туда каждую неделю, а на этой неделе, думаю, это особенно важно.

— Конечно, — согласилась Энни, хотя по религиозным убеждениям она была скорее агностик, любительские же духовные практики в области йоги и медитации так и не привели ее к какой-то определенной религии. — Мы выражаем свои соболезнования по поводу вашего сына, миссис Барбер.

— Пожалуйста, зовите меня Луиза, — попросила она. — Мой муж Росс готовит чай. Надеюсь, вас это устроит.

— Более чем устроит, — ответила Энни.

— Прошу вас, присаживайтесь.

На всех крытых ситцем креслах лежали безупречно чистые кружевные салфеточки, и Энни села осторожно, не смея коснуться кружева затылком. Спустя несколько мгновений появился высокий поджарый человек с непокорными седыми волосами, в сером джемпере с треугольным вырезом и мешковатых брюках из рубчатого вельвета. Он внес поднос и поставил его на низкий стеклянный столик между креслами и камином. Он был похож на персонажа книги или фильма — безумного ученого, который умеет решать в уме сложные уравнения, но с большим трудом завязывает себе шнурки. Энни полюбовалась обрамленной репродукцией «Воскресного дня на la Grande Jatte» Жоржа Сера, висящей над камином.

Как только в крошечные чашки с нарисованными розами и золотым ободком был разлит чай и все устроились на своих местах, Уинсом вынула записную книжку и Энни приступила к делу.

— Я знаю, вам тяжело, но все, что вы нам сумеете рассказать о вашем сыне, может нам оказаться полезным, — начала она.

— У вас есть подозреваемые? — осведомился мистер Барбер.

— Боюсь, что нет. Все только началось. Пока мы пытаемся уяснить, как все произошло, сложить вместе разные фрагменты.

— Не могу себе представить, зачем бы кому-то желать зла нашему Николасу. От него никому не было вреда. Он бы мухи не обидел.

— Часто страдают именно невиновные, — заметила Энни.

— Но Николас… — Мистер Барбер не договорил.

— У него были враги?

Росс и Луиза переглянулись.

— Нет, — ответила Луиза. — Я хочу сказать, он никогда никого не упоминал. И, как сказал Росс, он был человек мягкий. Обожал музыку, книги, фильмы. И свои писания, конечно.

— Он ведь не был женат?

Они не смогли найти никаких данных о его жене, но Энни решила удостовериться. Если до ревнивой супруги дошли слухи о том, чем Барбер занимался

с Келли Сомс, она запросто могла выйти из себя.

— Нет. Один раз он был помолвлен, десять лет назад, — пояснил Росс Барбер. — Славная девушка. Местная. Но они отдалились друг от друга, когда он переехал в Лондон. Еще чаю?

Энни и Уинсом сказали «да, пожалуйста», Барбер наполнил их чашки.

— Как мы понимаем, ваш сын был музыкальным журналистом? — спросила Энни.

— Да, — ответила Луиза. — Он всегда хотел этим заниматься. Еще в школе он был редактором журнала и большинство статей писал сам.

— Мы узнали из Интернета, что он написал несколько статей для «Мохо» и две биографии. Не могли бы вы рассказать еще что-нибудь о его работе? Например, сотрудничал ли он с каким-то определенным изданием?

— Нет. Он фрилансер, — ответил Росс Барбер. — Пишет кое-что для газет, обзоры и тому подобное, а иногда большие статьи для журналов, как вы сами сказали. Боюсь, музыка такого рода мне не особенно по вкусу. — Он снисходительно улыбнулся. — Но Ник очень ее любил и, по всей видимости, прилично на ней зарабатывал.

Энни любила современную музыку, но никогда не слышала о журнале «Мохо», хотя ей казалось, что она видела его в одном из магазинов «В.Г. Смит», покупая себе «Hay», «Стар» или «Хит» — дурацкие журнальчики со слухами о знаменитостях: ей нравилось почитывать их в ванной, это был ее тайный порок.

— Вы не одобряли интереса вашего сына к рок-музыке? — уточнила она.

— Видите ли, не то чтобы мы были против, — проговорил Росс Барбер. — Просто мы всегда больше склонялись к классике, Луиза поет в местном оперном клубе, но мы счастливы, что Николас с ранних лет увлекся музыкой, как и писательством. Конечно, он и классическую музыку очень любит, но зарабатывает на жизнь статьями о роке.

— Значит, ему повезло, — заметила Энни. — Удалось совместить два своих пристрастия.

— Да, — согласилась Луиза, вытирая слезу кружевным платочком.

— У вас есть какие-нибудь его статьи? Вы ведь, наверное, им гордитесь. Может быть, есть альбом с вырезками?

— Боюсь, что нет, — ответила Луиза. — Нам никогда и в голову не приходило, правда, дорогой?

Ее муж подтвердил:

— Для нас это был пустой звук — то, о чем он писал. Имена. Альбомы. Мы их все равно никогда не слышали.

Энни хотела было сказать им, что родители обычно собирают альбомы с вырезками из любви к детям, а не из интереса к их занятиям, но такое замечание вряд ли принесло бы пользу.

— Как давно он начал этим зарабатывать? — спросила она.

— Уже лет восемь, — ответил Росс.

— А до этого?

— Получил степень бакалавра по английской литературе в Ноттингеме, а потом магистра киноведения — кажется, в Лейчестере. Немного преподавал, писал обзоры, а затем у него приняли большую статью, ну и пошло…

— Значит, он был доволен тем, что делает?

— О да. Он это просто обожал. И имел большой успех.

— Он нигде не обучался журналистике?

— Нет. Пожалуй, можно сказать, что он попал в нее через черный ход.