Ратибор. Окталогия
Шрифт:
– Воротимся в Мирград, загляну к Добролюбу, – проворчал раздражённо Ратибор, раскатывая рукав назад и прикрывая необычное ранение. – А пока отвалите! Не трезвоньте на ухи мои нежные, пока я жидко не чихнул вам в хари…
– Тихо! – Мирослав резко вскочил на ноги. – Слышите?
Друзья навострили уши. В наступившей тишине стал едва различим с трудом уловимый характерный всплеск. Только дружно опускающиеся на водную гладь вёсла издавали подобный. Но в густом тумане, как бархатной периной укутавшем Сигливу, пока что разобрать чего-либо не представлялось возможным.
– Прибыли наши незванцы! – уверенно прошелестел
– Может, притопить их посудины прям тут, да и самих синерожих следом на дно, рыб кормить? – буркнул Ратибор поднимаясь. – А князю скажем, что они в нас снежок навозный швырнули… Ну мы и не стерпели!
– Обожди покамест, Рат, – поморщился Яромир, оглядываясь назад. Дружинники Мирграда шустро строились «пятачком», готовясь встречать северных чужеземцев. – Заставить их булькать, аки карасики, всегда успеем! Пущай уж молвят, чего надобно! Интересно ведь, зачем пожаловали!
В этот миг со стороны реки раздался долгожданный рог, извещающий о том, что гости на подходе. Вскоре показались и очертания ладей; два корабля-дракона с убранными парусами не спеша вынырнули из туманной завесы и медленно, величаво погребли к причалу. Борта их были увешаны круглыми разноцветными щитами. Трое приятелей уже ожидали норманнов на пристани, с любопытством разглядывая приближающиеся суда: одно чуть побольше, на тридцать пар вёсел, второе же оказалось на десяток гребцов поменьше.
– Сто десять рыл или около того, – быстро подсчитал Мирослав.
– Угу, а вы ничего странного не замечаете? – Ратибор внимательно рассматривал прибывающие драккары. – Обратите внимание на передок!
– Они не сняли головы драконов с носопаток, хотя должны были это сделать обязательно, коли пришли с миром! – Яромир нахмурился. – Не к добру…
– Вот именно! – Ратибор довольно осклабился, облокотившись при этом на набалдашник своей старушки секиры. – Не к добру, но к доброй сваре!
– Эй, там, на пристани, – раздался в это же мгновение зычный голос с того из драккаров, что был поболее, – ловите шварт да вяжите покрепче к тумбе причальной, раззявы! И смотрите мне, коль с первого раза не поймаете! Ноги в задницы засуну всем троим!
С ладьи полетел швартовый канат, глухо шлёпнувшийся о деревянный причал, после чего непослушный строп извилистой змейкой задорно побежал, наращивая скорость, к краю пирса, в конце концов с громким всплеском плюхнувшись в речку. Трое товарищей стояли молча, не шелохнувшись. Схватить трос никто из них даже не пытался.
– Да чтоб вас на куски разорвало, бараны! Сейчас вырезки нарубаю с этих увальней! – швартов споро втащили назад, на борт. Говоривший, продолжавший изрыгать отборные проклятия на головы «тугодумных» русичей, дождался, когда драккар подошёл практически вплотную к пирсу, и спрыгнул с корабля на пристань, ловко накинув канат немудрёной петлёй на массивную дубовую тумбу.
– Ну вы чего, тупорылые, спите на ходу?! – взорвался по новой вспыльчивый викинг, закатывая рукава и направляясь к приятелям. – Может, вас разбудить быстренько, стукнув каждому веслом по мордасам?!
Раздухарившийся варяг выглядел лет на тридцать, не больше. Был он примерно на голову ниже Ратибора, но так же невероятно широк в плечах. Волосы светлые, длинные, заплетённые местами в тугие косы что на макушке, что на бороде. Лицо волевое, угловатое и надменное, расписанное синими рунами; глаза злые, карие, колючие. Перебитый не раз в кабацких драках нос и тонкие губы, расплывшиеся в презрительной усмешке, довершали неприятную физиономию дана. Одет он был в сапоги из козьей дублёной кожи, льняные тунику и порты, подпоясанные тесёмками да поясом с болтающимися на нём узорчатыми ножнами, с торчащей из них искусно вырезанной костяной рукояткой явно не маленького тесака. Рядом же на ремне соседствовал закреплённый перевязью небольшой одноручный топорик. Довершало внешность викинга болтающееся у него на шее ожерелье из когтей и клыков довольно крупного медведя, а также широкий кожаный браслет на левой руке, с металлическими заклёпками. Мощное сложение северянина невольно вызывало уважение у любого, кому доводилось его лицезреть вблизи. Ну, почти у любого.
– Вы чего, глухие, что ль?! – норманн, крепко сжав здоровенные кулаки, более походившие на пудовые гири, встал напротив всё так же безмолвно взирающих на него друзей. – Может, тогда вам уши оторвать за ненадобностью?!
Трое товарищей молчаливо стояли, с недобрым прищуром озирая наглого незнакомца. Так обычно рассматривают какую-нибудь отвратного вида заморскую диковинную животинку, готовясь щёлкнуть той немедля по носу, коли предпримет попытку укусить за что-нибудь очень дорогое взирающего на сие чудо дивное любознательного зрителя.
– Я никак не пойму, – наконец, громко проворчал Ратибор, вопросительно покосившись на приятелей. – С кем эта размалёванная фекалька разговаривает последние несколько минут?
– Да похоже, Рат, что сама с собой! – хохотнул Мирослав. Глаза его при этом отнюдь не смеялись, холодно разглядывая новоприбывшего наглеца.
Яромир согласно хмыкнул, внимательно наблюдая, как пристаёт к пирсу и второй драккар. Викинги начали потихоньку сходить на причал, направляясь в их сторону.
– Что ты сейчас сказал?! – карие глаза широкоплечего дана сначала ошарашенно расширились от услышанного, а затем резко сузились в гневе, вперившись в синие зыркули рыжебородого гиганта, в бездонных очах которого плясали яростные всполохи голубого пламени. – Ну-ка, повтори!
– Говорю, дерьмо ты! – Ратибор довольно осклабился, предвкушая знатную заварушку. – И племя твоё поганое, из той же смрадной глины слеплено!
– Нас тут испражнениями назвали! – слегка повернув голову, громко гаркнул варяг, обращаясь к своим сородичам, тут же возмущённо загалдевшим, после чего одной рукой медленно достал из-за пояса топор, а другой – нож. – Ты покойник, рыжий! Сейчас я тебе кишки выпущу!
Стоящая на берегу, на возвышенности сотня ватажников из дружины Святослава мигом обнажила мечи да изготовила топоры к бою. Из них два десятка ратников споро рассыпались неплотной цепью по побережью, натянув луки и целясь в стремительно приближающуюся по пирсу к Яромиру, Мирославу и Ратибору толпу разъярённых северян, которые при виде такого манёвра русичей тут же замедлили ход. Яромир и Мирослав положили длани на рукояти мечей. Рыжебородый витязь же свою лапу с набалдашника секиры и не снимал, всё так же, впрочем, небрежно на неё облокотившись.