Ратибор. Окталогия
Шрифт:
– Выясняем, – злобно сверкнув на Ратибора серыми глазами, глухо ухнул сразу заметно понизивший тон Ельвах. – И можешь не сомневаться, виновные будут наказаны! Но вообще, не забывайся, раб! Спрашиваю тут я! Кстати, позволь тебе представить… твоих напарников по первой схватке! – главный надсмотрщик гадко улыбнулся, кивнув на растерянно-испуганных Зекира с Гульбаром, коих только что привели двое стражников с третьего этажа. Видно, для нечистых на руку счетовода с писарем страшная новость о том, что они сегодня дебютируют в Кузгаре, стала, несмотря на все разговоры, как снег на голову. – Бой ведь трое на трое, не запамятовал?
– Да как можно такое забыть…
– Вот и прекрасно! Диренч! – крикнул Ельвах одному из гвардейцев у входа. – Выдай этим
Ратибор, снова сплюнув, не без труда удержался от того, чтобы не тюкнуть по темечку очень вовремя резко развернувшегося на пятках и потопавшего прочь начальника смотрителей. Бегло обежав хмурым взглядом обоих заметно трухающих горе-вояк, коих ему подсунул в качестве обузы зловредный надсмотрщик, «рыжий медведь» тяжело вздохнул, а затем перевёл заинтересованный взор на расположившихся недалече четырёх здоровых, облачённых в одни лишь набедренные повязки, чернокожих воинов с копнами волос цвета выжженной земли, что сидели, скрестив ноги, на полу. При этом руки самобытных ратоборцев покоились на бёдрах, слегка сжатыми ладонями вверх; зенки же диковинных бойцов были закрыты, и только странный свистящий шёпот, издаваемый аборигенами c Южного материка, еле слышным ветерком проносился мимо. Ратибор с поистине детским любопытством беззастенчиво разглядывал медитирующих туземцев с Чёрного континента, ибо никогда ещё не видел столь близко людей с таким необычным для Руси, мглистым цветом кожи. Да, издалека, мельком не раз уже попадались в Ослямбии ему на глаза эбонитовые рабы, но в полудюжине шагов от себя ещё не доводилось огнекудрому исполину лицезреть подобных мужей. Причём сразу нескольких.
– Ты сбиваешь нам молитвы, снежок!.. Наш бой сразу после твоего! Дай настроиться, сосредоточиться! – очи сидящего по центру темнокожего ристальщика неожиданно открылись, недовольно вперившись в любознательную физиономию рыжебородого витязя. – Ну чего вылупился, дубина малоумная?
«Снежок… А ведь такое прозвище Емеля дал когда-то мелкому йотуну в Караиме, в Забытых пустошах. Интересно, всё ли хорошо у лохматого мальца… Вымахал уже, поди. Лет-то сколько прошло с того момента, как я его в лес к батьке отпустил? Года три точно…» – с лёгкой грустинкой озадачился Ратибор, впрочем, тут же прогоняя прочь нагоняющие тоску воспоминания и уже вслух произнеся: – Да интересно мне стало, где вы так загорели и какого цвета у вас кровушка, уголёк!..
– Что ты сейчас промычал, бледнозадый?! Чую, светлячок, до своего дебютного боя на арене ты не доживёшь!.. Я, Аблаим, по прозвищу Стальное Копьё, попусту воздух не сотрясаю! – чернокожий воитель легко встал на ноги и явно с не самыми добрыми намерениями пошёл к Ратибору. Но вот на полпути взгляды их встретились, и «уголёк» вдруг резко остановился, будто налетев на невидимую преграду. В пронзительных очах молодого богатыря, исподлобья хмуро зыркнувшего на оппонента, полыхнули яростные голубые огоньки, очень много сказавшие коренному жителю Южного материка о хозяине сих страшных глазищ. Перво-наперво то, что лучше с ним не связываться. Ежели, конечно, жить не надоело.
Два бойца сейчас сильно напоминали собой пару диких хищников, встретившихся лоб в лоб на узкой лесной тропинке. При такой встрече более слабый зверь всегда на интуитивном уровне чувствует, что уступает обозначившемуся напротив противнику, и обычно предпочитает без острой на то необходимости не связываться, убравшись прочь с дороги более могучего соперника. Ибо если нет смертельной опасности и рискованной схватки можно избежать, то и незачем в таком случае зазря жизнью рисковать; инстинкт самосохранения у любой божьей твари развит прекрасно. За исключением, пожалуй, лишь человека оседлого и просвещённого, у которого этот самый инстинкт в силу различного стечения обстоятельств, в первую очередь благодаря приобщению к так называемой цивилизации, порядочно притупился в процессе эволюции. Но рослый туземец не был цивилизованным мужем, и первобытное чутьё истерично забило в его груди гулким набатом, вовремя предупреждая, что он сейчас находится на волосок от гибели. Ибо шансов нет, даже если вместе с собратьями сигануть на огневолосого великана; ведь четырём шакалам никогда не одолеть бурого медведя в расцвете сил.
Аблаим, мгновенно остыв, развернулся и резко опустил правую руку ладонью вниз, показывая своим начавшим было тоже подниматься соплеменникам, что не нужно этого делать. – Всё хорошо, не вставайте. Я погорячился, – добавил для убедительности воин с кожей эбонитового цвета, в свою очередь, сам возвращаясь к приятелям. – В зенки ему заглянул, – спокойно объяснил своё решение не связываться со вспыльчивым русичем абориген с Чёрного континента. – Негоже бодаться с огнедышащим вулканом! Только поляжем все почём зря.
– Это правильное решение, Стальное Копьё. Хочешь жить – сиживай на своих смоляных полушариях ровно, – гыркнул тем временем Ратибор пошедшему на мировую противнику. – Ну а ежели я чем зацепил, уж не серчай. Не со зла.
– Когда-нибудь, рус, – Аблаим пристально уставился на рыжеволосого гиганта, – ваши белёсые потомки будут каяться да на коленях молить о прощении наших праправнуков за нынче творимые над народами Южного материка гнусности да мерзости…
– А вот ента хрен ты угадал, трубочист!.. – рявкнул возмущённо Ратибор, нимало не заботясь, что его слышно на пол-этажа. – Ибо ни я, ни мои предки не причастны к творящимся с вашими племенами гадостям! Это не мы, не русичи завозим караванами кораблей рабов с Чёрного континента, что вы Южным кличете! И уверяю, наши внуки и правнуки также не будут причастны к бедам да горестям твоих соплеменников! Так за что же тогда наши потомки должны покаяться пред твоими, коли невиновны? За злодеяния других светлокожих, то бишь за свинство душегубов с Запада? Ха, клянусь молотом Сварога, ента то же самое, если бы я за пакости, творимые, например, каким-нибудь одним чрезмерно румяным насильником, спросил бы со всего вашего скопища племён только потому, что у вас с этим негодяем цвет кожи совпадает! Ну как, справедлив, по-твоему, будет такой спрос?
– Конечно, нет! – нервно заверещал Аблаим. – Где же это слыхано, чтобы…
– Тогда какого ляда ты тут расселся и с умным видом гребёшь всех беляков под одну гребёнку?! Вон, эти смугляши, – рыжебородый витязь, не скрываясь, кивнул на десятку стоявших у входа ослямбских стражников, – повинны в ваших бедах; с их потомства, с цыплят ихних то бишь, и спрашивайте! А ещё лучше – с них самих, коли силёнок хватит! – Ратибор знатно распалился, до глубины души возмущённый несправедливыми претензиями чернокожего воина.
– Ты сам раб шалмахов! – с вызовом бросил в ответ Аблаим. – Вот и спросил бы с них, показал пример! А то красиво голосить не одному тебе дано!..
– А я спрошу, вот увидишь! Обязательно спрошу! В своё время! – прорычал окончательно доведённый до белого каления могучий исполин. – А ты лучше заткни пасть, Стальное Копьё, покамест я из тебя бублик аль баранку какую непотребную не скрутил! А то мигом твоё прозвище сменится на Булатный Рогалик! Понял меня, мухомор подгорелый? – громогласный рык прокатился под сводами подземелья Кузгара. – Не слышу, в рот тебе кило морошки!..