Ратибор. Окталогия
Шрифт:
– Пощади, прошу!.. – выронив меч со щитом, истерично взвизгнул последний из десятка противников, молодой крепкий парнишка лет двадцати от роду. Быстро оглядев поле сечи и убедившись, что он остался один, посеревший от страха алгуриец, неожиданно для себя ясно осознавший, как же ему не хочется умирать, внезапно развернулся да под уничижительное улюлюканье толпы побежал прочь так, что аж пятки засверкали.
– Тьфу на тебя, заячья душонка! Сиди лучше дома, уди рыбку!.. Будешь должен, размазня! – Ратибор, поначалу собравшийся было запустить вслед «заячьей душонке» свой топорик, вдруг передумал убивать слабого духом соперника. В отличие от своих противников, позабывших сегодня о благородстве, совести и чести, сердце молодого богатыря, на удивление ему самому, покамест зачерствело ещё не окончательно.
Тем временем зашедшиеся в очередном приступе экстаза
– Ра-ти-бор! Ра-ти-бор! Ра-ти-бор!
Глава 22
В трущобах
Вечером того же дня
Уже начинало смеркаться, когда Лазар, немного заплутавший в местных трущобах, располагавшихся на южной окраине столицы Ослямбии, спешно подошёл к неказистому одноэтажному домишке, затерявшемуся среди нескольких сотен себе подобных, однотипных построек. Сама обветшалая хибара с виду была ничем не примечательна, и проходящие мимо, случайно забредшие к беднякам на юг подгулявшие праздные зеваки из богатых кварталов аль гости города не задержали бы на её слегка покосившейся кровле свои равнодушные взгляды более чем на мгновение-другое. В отличие от местного населения, которое с глубочайшим почтением, а скорее, даже с благоговейным трепетом выстраивалось в незримую очередь, растянувшуюся на многие месяцы вперёд, дабы попасть на приём к таинственной хозяйке сей невзрачной лачуги.
– Стой! – перед Лазаром, уверенно преграждая ему путь, из тени дома выступили два здоровенных чернокожих детины. При ближайшем рассмотрении вставшие на дороге у чистильщика нужников угрюмые громилы оказались рабами, что ясно было из их невольничьих ошейников. Одетые лишь в набедренные повязки, но вместе с тем вооружённые вполне себе увесистыми шипастыми дубинами, оба охранника вопросительно воззрились на смрадного уборщика. – Тебе назначено?
– Да! Целый год ждал очереди, и вот, наконец, с три часа назад мальчишка-гонец примчал с приглашением, – сухощавый вифириец суматошно протянул одному из телохранителей глиняную табличку, размером с ребяческую ладошку, со своим именем и грубо вырезанными ниже датой и временем посещения. – Я сразу собрал, что успел, и сиганул сюды, благо дорогу более-менее знаю, так как заранее разведал, как пройти!.. Сначала, правда, всё же прошлёпал нужный поворот, но быстро сообразил, что маленько промахнулся.
Лазар осторожно снял с плеча объёмный увесистый берестяной короб, заполненный до отказа нежной телячьей вырезкой, свежеиспечённым, ещё горячим хлебом, крынками с козьим молоком да парой десятков индюшачьих и перепелиных яиц. Он истратил на такое богатство все собранные им с миру по нитке сбережения, кои припрятывал в течение нескольких месяцев по закромам от своих надменных высокородных хозяев. Те не видели особого смысла в тщательном досмотре рабов-уборщиков, ибо презрительно считали, что окромя засохшего дерьма, прятать им нечего. Но накопленных Лазаром средств всё равно не хватило бы даже на всего один добрый шмат дорогущей мраморной говядины, посему предусмотрительный черноволосый невольник ещё в прошлом году вынужден был дополнительно связаться со своей знатной роднёй в Вифирии, которая приберегла для него у дружественной им семьи в Нурязиме внушительную сумму денег. Да, рискованно было так высовываться, но дело того определённо стоило. Если, конечно, слухи не брешут, в чём скоро можно будет удостовериться самолично.
– Меня зовут Зулук. Оружие есть? С ним вход воспрещён, – неприветливо буркнул старший из караульщиков, передавая табличку с котомкой молодому напарнику. Тот, в свой черёд, не задерживаясь на пороге, быстро проскользнул с глиняной дощечкой и гостинцами в дом. После чего мрачный, недоверчиво зыркающий исподлобья Зулук, не удовлетворившись спешным отрицательным мотанием гривы цвета вороного крыла, не спрашивая разрешения, довольно бесцеремонно и шустро обыскал очередного посетителя. Не найдя у того ничего подозрительного, кроме небольшого поясного мешочка, чем-то туго набитого, чернокожий бугай взвесил его в руке, развязал, понюхал, а затем вопросительно впился в карие глаза Лазара.
– Это для Фейзы? – после утвердительного кивка долговязого гостя Зулук, которого с самого утра снедало необъяснимое дурное предчувствие, неторопливо вернул вифирийцу увесистый кулёк, перед тем сурово прошептав знатно волнующемуся визитёру в лицо: – Имей в виду: выкинешь чего неподобающее с провидицей, и твои жалкие останки будут по всему побережью Внутреннего моря чайки собирать не одну неделю и так все косточки до конца и не сыщут! Понял меня?
– Прекрасно понял, – снова согласно кивнул глава чистильщиков. В этот момент дверь в домишко отворилась и знакомая фигура показалась на пороге. Это воротился уже с пустыми руками нырнувший в хибарку чуть ранее с дарами и посланием напарник Зулука, бывший значительно моложе своего соплеменника, но так на него похожий. Не иначе, либо братья, либо отец и сын стояли на страже у знаменитой в узких кругах вещательницы.
– Что там, Озгюсл?
– Прорицательница благосклонно приняла подношение и ожидает этого вифирийца, – тут же доложил вернувшийся телохранитель покосившемуся на него старшему родственнику, после чего Лазару наконец-то позволили пройти в дом.
Дверь за бывшим галерным гребцом тихо притворилась, и жилистый невольник сделал шаг вперёд да так и замер на входе, силясь рассмотреть в царящем в халупе полумраке хоть что-нибудь. Впрочем, его глаза, привычные к сумраку находящейся в богатых кварталах Нурязима примитивной городской канализации, быстро освоились. Очень простая, даже можно сказать, откровенно бедненькая, без лишних изысков и уж тем более без какого-либо вычурного убранства прихожая с имеющимся ответвлением на кухню, по прямой плавно перетекала в такую же, ничем не примечательную гостиную. Освещалась каморка для гостей лишь прикрученным к стене у порога древним канделябром да двумя уже догорающими свечами, стоящими в старых, заляпанных воском подсвечниках, расположенных на краях овального, видавшего виды резного липового столика. Сам стол находился ровно по центру приёмной комнаты. Слева, ближе к наглухо занавешенному плотной полотняной тканью окну виднелась не до конца прикрытая дверка, вероятно, ведущая в спальную. Через дверную щель в гостиную, еле-еле разгоняя зависшую у подоконника темень, просачивалась тусклая полоска света; в смежной опочивальне явно чадил ещё как минимум один канделябр.
– Проходи, располагайся, – проскрипел из глубины приёмных покоев неприятно дребезжащий старческий женский голос, очевидно, на слух, должный принадлежать очень пожилой женщине. Лазар присел на стоящий пред ним стул, посмотрел на лежащую на столике глиняную табличку, с которой он же и пришёл на приём к провидице, после чего перевёл взгляд напротив, ожидая увидеть перед собой какую-нибудь дряхлую бабку. И в тот же миг, судорожно сглотнув, он чуть было не поперхнулся от испуга и удивления: из сумрака, между двух слабо горящих светильников на него уставились незрячие, белёсые и оттого жутковатые глаза маленькой, но уже седовласой девочки лет десяти-двенадцати на вид. И лишь многочисленные морщинки возле очей, цвет волос да древний голос выдавали истинный возраст очень необычно выглядевшей предвещательницы. Лазар как-то краем уха слышал робкий шепоток, что хозяйка данной избушки имеет весьма своеобразную внешность, но таких удивительных подробностей не ведал.
– Все первый раз поражаются; боги сыграли со мной злую шутку, заставив уродиться слепой да в довесок остановив моё телесное развитие на рубеже одиннадцати лет, – сипло пробубнила облачённая в неприметный длинный серый сарафанчик «девочка», при этом грустно улыбнувшись. Известная в Нурязиме пророчица явно привыкла к прекрасно ощущаемому шоку посетителей, впервые её лицезревших. Обычно характерное для слепца обострение всех остальных чувств, несомненно, в полной мере было свойственно и незрячей с рождения предсказательнице. – Но вместе с тем небожители наделили меня даром, коему завидуют все без исключения. По крайней мере, из тех, у кого его нет. Мне же всё более кажется, что это, помимо телесного недуга, ещё одно моё проклятье; видеть лучше любого соколика то, чего никак не могут разглядеть другие, в том числе даже самые могущественные маги теперешнего мира. Эх, чем-то, похоже, прогневала я богов в прошлой жизни… Или, скорее, уже в нынешней.
– Теперешнего мира?.. – ошарашенно повторил Лазар, до сих пор находившийся под впечатлением от странного внешнего вида Фейзы.
– Теперешнего, теперешнего! – нетерпеливо фыркнула прорицательница. – Ведь только всезнайки, чахлоумные да чванливые учёные мужи могут считать, что наша молодая цивилизация – первая на панцире Бессмертной Великой Черепахи, коей на самом деле столько годков, что в голове не сможет уложиться ни у кого из ныне живущих, ибо таких цифирей огроменных у нас нет даже близко. Это тебе в качестве вступления… На что ты уставился?