Ратник
Шрифт:
— Я твой родич! А они — нет. Примирись!
— Вот долги воинам своим простят — примирюсь. Так им и передай!
— Но это невозможно!
— Ты поведешь мой табун, взятый на саблю, в Тулу? — спросил Андрей, прекращая бессмысленный спор. — Я и мы все тут, — он обвел рукой своих воинов, — жертвуем товариществу нашему взятое в бою. Откажешь нам в просьбе?
— Проклятье! — прорычал Данила. — Нет! Нет! Не откажу.
Андрей победно улыбнулся. Ведь фактически он поставил Данилу этим вопросом перед выбором. На чьей он стороне
Если бы он отказался, то остался формально на стороне полковых старшин. Но он согласился, через что явно спозиционировал себя как сторонника Андрея. Даниле очень не хотелось вступать в открытый конфликт с теми, кто много лет держал полк и заправлял в нем всем на фоне сменяющегося калейдоскопа воевод. Но выгоды от сотрудничества с мужем племянницы были вот они и они манили… слишком манили…
Да и вообще — не каждый мог выехать вот так, и почти сразу знатно разжиться трофеями. Он ведь, получается, кошмарил тех, кто кошмарил Тулу. В чистом поле. И тут у любого возникли бы мысли об удачливости и том, на чьей стороне Бог…
Марфа тоже на реку прибежала, сразу как подтвердилось, что это точно ее муж.
— Ты как? — тихо спросила она, когда перебралась на левый берег реки, и муж ее обнял, отведя в сторонку.
— Терпимо. А у тебя как дела? Сын как?
— Предсказуемо. Ест, спит, срет и орет. Все, как и положено малышу.
— А как же деуринизация?
— С этим у него тоже все в полном порядке, — хмыкнула Марфа.
— Дядя не обижал?
— Да куда там, — фыркнула она. — Попытался как-то уму разу поучить. Так я вспылила и нарычала на него. И все. Как бабка отшептала. Только смотрит странно как-то.
— Он тебе новые слухи уже рассказал?
— Нет. Что за слухи?
Андрей вздохнул и начал просвещать свою супругу, лицо которой с каждой услышанной фразы приобретало все более ошарашенный вид.
— Это что же получается?
— Жопа получается. Полная. И она вот-вот надо мной разверзнется.
— Над нами.
— Тебя-то может не тронут.
— Без тебя? — выгнула она бровь. — Может быть я плохо разбираюсь в людях, но то, с какой прытью дядя завладел имуществом отца многое о нем говорит. Без тебя он загонит меня на кухню или прибьет тихо, став опекуном нашего сына. Ведь он наследник вотчины. И будет здесь всем распоряжаться. Так что если мы и пойдем ко дну, то в обнимку.
— Ты боишься его?
— Я боюсь за тебя. За нас.
— Ты не ответила на вопрос.
— Если он позволит себе лишнее, то я убью его. Ножом можно не достать, но яд достанет всегда. Я помню, как надо мной издевались. И я не прощу себе, если придется пройти через это снова.
— Хорошо. Постарайся не подставиться. Ты должна выжить ради нашего сына.
— Без тебя ничего хорошего не будет.
— Я понимаю.
— Какой план?
— Я попробую пошуметь и не умереть.
— И все?
— И все. Я не знаю реакции царя и митрополита на эти слухи. А в слепую планировать ничего невозможно.
— Может быть подумаем о Литве?
— Это верный приговор. Понимаешь?
— Почему же? У тебя есть четверо послужильцев в доброй броне да на конях. Кошевые. Деньги. Соберемся да ходу. Через степь пройдем и двинем сразу на запад. К Польше поближе. Чтобы не догнали. Земли беспокойные. Воинов не хватает. Тебя охотно примут на службу. Петр пойдет с нами. Кое-кто из местных тоже.
— И долго мы там просидим?
— Если царь решит тебя устранять, то у нас не будет выбора. Придется уходить.
— Если он решит так действовать, то возможности сбежать уже не будет. Во всяком случае, когда я узнаю о его намерениях, окажется уже поздно.
— Может тогда сейчас уйдем?
— Ты думаешь, я могу просто так бросить своих воинов?
— Ты ведь понимаешь, что речь идет о жизни и смерти твоего сына?
— Понимаю. Но если я своих людей сейчас прогоню, то далеко мы не уйдем. Воевода все прекрасно поймет, отправит погоню и нас точно настигнут.
— Проклятье! Может тогда на восток подадимся? Или на север, за Оку. Вряд ли кто-то подумает, что ты решил таким образом сбежать. А оттуда в Литву.
— В пограничье нас и повяжут.
Марфы рыкнула и выругалась на незнакомом языке.
— Милая, давай оставим бегство для крайнего случая. Тут главное, что? Правильно. Если мы будем демонстрировать свое желание уехать, то это только подтвердит негативные подозрения. Кроме того, оказавшись в Литве я могу попасть в руки польского короля. И он, шантажируя тобой и нашим сыном, станет вертеть мной, используя в своих играх. Хотя в каких играх — я не знаю. Но, если уж такие слухи пошли, то это не спроста.
— Почему ты отдаешь все трофеи? — уперев руки в боки, спросила Марфа, переключившись с тупиковой ветви беседы и попытавшись хоть тут дать волю своим эмоциям. А ей было страшно. Очень страшно. И хотелось это выплеснуть.
— Помнишь, как в 90-е и нулевые поступали кандидаты в депутаты перед выборами?
— Как?
— Раздавали пакетики колбасой. Прием древний и очень действенный. Его очень активно применяли в древнем Риме. Если какой-то сенатор хотел добиться своего, то он опирался на плебс и легионы. А чтобы заручиться их поддержкой одаривал их хлебом, деньгами или еще какими-то благами.
— И ты себя возомнил сенатором?
— Я себя возомнил пока еще живым. И я хочу, чтобы это так было и дальше. Ты же сама мне столько раз говорила, что живу я не в пустыне.
— Но и про вотчину забывать не стоит.
— А ты думаешь, что если я оставлю себе еще семерых коней, то вотчина достигнет третьего уровня, у меня появится сорок пять крестьян, семь очков силы и я смогу носить адамантовых доспех?
— Не юродствуй.
— Милая, мне кажется, что ты не понимаешь, насколько все серьезно.