Ратник
Шрифт:
Все что знал рассказал. Все что слышал. Все, что додумал сам.
После чего король подписал привилегию и отпустил окрыленного купца. С пометкой, правда, чтобы с прибыли от продажи ламп они бы платили по десятой части королю и Святому престолу. Последнее было особенно важно, так как купцы были литовские и придерживались православия, а потому от церковной десятины католикам освобожденные. Ведь на Руси такой практики не было и церковь держалась испокон веков по византийскому обычаю — за счет правителя и его помощи.
— Это славная новость! — когда закрылась дверь за купцом, произнес священник. — Теперь мы сможем уязвить этих схизматиков! Эко удумали
— А если это все не просто слухи?
— Но ведь это ересь Оригена!
— Ты сам же говорил мне, что неисповедимы пути Господни. Разве Всевышний не мог совершить такого чуда?
— Мог, но…
— Вот давай и проверим, — подмигнув произнес король, намекая на то, что им нужно приватно поговорить об этом деле.
— Да, Государь. Конечно, Государь. — почтительно произнес священник и спешно удалился, делая вид, что ему не терпелось приступить к делу.
Король же задумчиво уставился на лампу.
Старинный князь из рода Роговолдовых внуков некогда правил полоцкими землями. Славно правил. Долго. И очень благополучно. Города укреплял. Торговлю множил. Ремесла развивал. При нем Полоцк достиг своего наивысшего расцвета. Его наследники передрались промеж себя, а потому и потеряли власть над Полоцком. Это очень неприятная новость. Если там прознают о Всеславе и поверят, могут начаться волнения. Ведь при нем город процветал, как и вся округа. Он местный герой, настоящая легенда.
Но это — с одной стороны. А с другой, татары действительно представляли серьезную опасность для Руси. Не только московской, но и литовской. И было бы недурно дать им укорот. Так что, если это действительно божье провидение, то мешать ему не след. Тем более, что он выгодно и королю лично, ибо приведет к укреплению южных земель его владений.
С третьей же стороны король прекрасно знал о ереси, про которую говорил священник. И не понимал, как такое вообще возможно. Ведь в силах Всевышнего воскресить Всеслава в его же теле. Тогда почему он так не сделал? Или это не Всеслав? И все происходящее — политическая игра Иоанна Васильевича, который задумал что-то непонятное и явно нехорошее?
Так или иначе, но в этом вопросе нужно было разобраться…
[1] В 1554 году словом «злотый» назывались дукаты, поступающие в Польшу. Дукат — это золотая монет массой около 3,5 грамм. При пересчете в серебро равная примерно 56 копейкам.
[2] В церковном обиходе термин «ересь» имеет значение серьезного противостояния, основанного на разногласия по фундаментальным идеологическим вопросам, а термин «раскол» означает меньшую форму разобщенности, вызванную прежде всего организационными вопросами или второстепенными идеологическими противоречиями.
Часть 2. Глава 10
Глава 10
1554 год, 17 июля, Коломна
Иоанн Васильевич сидел на своем коне и наслаждался видом Оки. Широкой, просторной, полноводной. Он, правда, помнил, что Волга намного больше, а Ока — всего лишь ее приток. Но Волга далеко, а Ока — вот она. И по сравнению с Москвой-рекой — мощь[1].
Царь наслаждался видами, находясь в некотором удалении ото всех. Потому что устал. Потому что жаждал хоть немного тишины и покоя. А там — за спиной располагалось большим лагерем его войско, выведенное из Москвы, коломенский полк и какое-то количество гонцов. Ото всех заокских городов шли гонцы, дабы сообщить об активности
Загадка…
Оснований для крупного нашествия хватало.
В позапрошлом 1552 году русские войска взяли Казань[2]. Большой успех долгой и сложной истории.
Почему именно Казань? Потому что Казань, в отличие от Крыма располагалась ближе. И ходить в набеги им выходило бегать намного проще. Да еще и вдоль рек. Вот они и старались, терроризируя весь восток державы.
С одной стороны, а с другой — это борьба Руси за жизненное пространство. К середине XVI века закончились ресурсы для внутренней колонизации. Земли южнее лежали под ударами Крыма, земли восточнее — Казани. Западнее располагалась такая же Русь, только Литовская, с теми же самыми проблемами. Севернее же колонизировать было можно, за исключением того, что там ничего не растет. Поэтому требовалось куда-то выплескиваться и развиваться. Ну и торговля. Куда уж без этого? Иоанну свет Васильевичу хотелось получить контроль над казанской торговлей.
Так или иначе, но Казань взяли. Несмотря на сопротивление Степи и Литвы. Однако взять столицу, не значит установить контроль на прилегающей территорией. И там было беспокойно. ОЧЕНЬ беспокойно. Поэтому постоянно приходилось посылать туда войска, вкачивая огромные ресурсы, переживая о сохранности захваченного. Чему способствовали интриги Крыма, Хаджи-Тархана и переменчивая политическая игра ногаев. Разумеется, при самом активном участии в этом деле как Литвы, так и Османской державы.
И вот, поддавшись уговорам ногайцев, Иоанн Васильевич отправил войска в Астрахань, точнее Хаджи-Тархан, как тогда назывался город в низовьях Волги. Послал, чтобы свергнуть местного хана и посадить своего союзника. То есть, наступить на те же грабли, о которые и он сам, и его отец с дедом весь лоб себе расшибли в Казанской истории. Они правда этого не понимали, и царь рассчитывал на относительно успешное разрешение вопроса.
Рассчитывать то рассчитывал, но все равно переживал по поводу того, что крымское ханство, а, возможно, и Литва, постараются помешать ему в этом деле. А потому ждал вторжения степняков.
Свои люди в Перекопе не доносили о выходе хана в поход. Однако, как ему передали, ногаи нарушили свои союзные обязательства и к месту встречи не пришли. Из-за чего, опасаясь степной угрозы, царь выступил с полком московской службы к Коломне. Оттуда было удобнее реагировать. Он не исключал того, что его людей в Перекопе могли повязать или купить. Да и измена не диво дивное…
В общем — тот еще клубок с массой неизвестных.
Наконец он тяжело вздохнул. Еще раз окинул взглядом красоты речного простора. И отправился беседовать с гонцами, которые прислали все города его заокских владений: и Переяславль-Рязанский, и Тула, и Елец и прочие.
Первый гонец. Второй. Третий.
Тулу же он держал в ожидании до последнего. Строго говоря он не желал вообще его слушать, прямо предвкушая, что гонцу есть что сказать. Не по делу, но интересного. И опять это будет связано с Андреем. Последнее время ему казалось, что в Туле если что-то и происходило, то оно было так или иначе связано с этим беспокойным и очень деятельным человеком, который никак не мог сидеть на попе ровно. Словно ему было дело до всего. Но сколько не откладывай, а выслушать тульского гонца все же пришлось. Вон — один остался. Стоит. Мнется. И по лицу видно — распирает от желания говорить.