Ратоборцы
Шрифт:
В комнату заглянул Нируэль.
— Дядя, можно к тебе?
— Нир, — тяжко вздохнул Славян, — сколько тебя просить: не зови меня дядей. Тебе тысяча сто двадцать один год! Ты старше меня на одиннадцать столетий.
— Ну и что? — пренебрежительно дёрнул ушами хелефайя. — Быть братом моего отца, а значит, моим дядей, тебе это не мешает. Можно зайти?
— Уже зашёл.
— Извини, — Нируэль взялся за дверную ручку.
— Нир! — простонал Славян. — Тебе самому твои спектакли не надоели?
— Никаких
— Я и есть мальчишка.
— Нет, — совершенно серьёзно сказал Нируэль. — Мальчишка так о себе никогда не скажет. Отец говорит, что ему часто кажется, будто старший из вас троих — ты.
— Ну вот ещё не хватало. На семью вполне достаточно и одного древнего хрыча.
Нируэль улыбнулся и тут же нахмурился. Лицом он похож на мать, которую Славян видел только на портретах, она погибла в бою семьсот лет назад.
— Ты завтра учишься? — спросил Нируэль.
— Конечно, завтра же пятница.
Нируэль глянул в окно, потом на заваленный книгами и тетрадями письменный стол. Коротко взглянул на Славяна и опять отвел глаза. Кончики ушей подрагивали.
— Нир, ну что ты мнёшься? Говори, чего хотел.
— Зачем тебе обязательно уезжать? — спросил он. — Да ещё так далеко.
— Нир, ты чего? Я не собираюсь никуда уезжать.
— Неправда. Ясновидное зеркало показало дальнюю дорогу.
— Это ещё нескоро, — ответил Славян. — На практику я весной уезжаю.
— Но зачем уезжать?
— Затем, что без практики не допустят к защите, — объяснил Славян, — а без защиты не дадут диплом, и все пять лет учёбы упырю под хвост.
— Я не об этом! Не считай меня идиотом. Зачем вообще уезжать ради практики? Что мешает тебе жить дома?
— В деревне сразу заметят, что по вечерам практикант куда-то бесследно исчезает. Это в городе никому ни до кого дела нет, в общаге я ночую, у подружки или в парке на скамейке. Из города можно ходить домой, а из деревни — нет. Придётся там и ночевать.
— Дядя, — Нируэль взял руки Славяна, прижал к своим ушам, — возьми меня с собой. Всё равно кем — учеником, оруженосцем.
— Ну что ты говоришь, какой оруженосец? Я что, чем-то похож на рыцаря? А ученики бывают только у волшебников. Мои способности в этой отрасли тебе известны лучше, чем кому бы то ни было.
— Тогда возьми меня с собой просто так, племянником, — не отступал Нируэль.
— Ну и как ты себе представляешь собственное появление на Техничке? — Славян высвободил руки. — Длинные волосы более-менее ничего, хиппи изобразишь. Уши — ладно, шапка закроет. А глаза? У человеков таких больших глаз не бывает. Хочешь все две или три недели проходить в тёмных очках на полморды, какие давным-давно не носят?
— Мало ли откуда у хиппи немодные очки, может, по бедности на помойке подобрал… Или мода наша такая, хиповая, кому какое дело.
— В городе — никому, — ответил Славян. — А в деревне ты сразу станешь предметом всеобщего внимания. Последствия представить нетрудно. Да и не ездят хиппи в деревню, делать им там нечего, хиппи исключительно городской цветок. И вообще, что ты не видел в человеческой деревне? В дупель пьяного механизатора?
— Я не хочу отпускать тебя одного. Дядя, — требовательно посмотрел Нируэль Славяну в глаза, крепко, почти до боли, сжал ему пальцы, — поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен.
— Ну а куда ж я денусь?
— Вы, человеки, всегда уходите, — сказал Нируэль. Верхушки ушей отвернулись к затылку. — Наши долины так прекрасны… А вам всё равно мало, вам постоянно надо что-то ещё… В долинах вам тесно… И вы уходите от нас. Так или иначе, но уходите всегда, как песок сквозь пальцы. А нам остаётся пустота, которую заполнить нечем. Славян, ведь ты не просто человек. Ты Нитриен-шен, ты часть этой земли, ты не можешь уйти как они. Славян, дядя мой, побратим моего отца, поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен. Что бы ни случилось, ты обязательно вернёшься домой. Поклянись.
— Нир, что с тобой сегодня? Трясёшься из-за практики, которая будет чёрт знает когда, аж весной. Тебя послушать, так я не на сев яровых, а в горячую точку воевать поеду!
— Поклянись! — потребовал Нируэль.
— Клянусь. Что бы ни случилось, но домой я приду. Доволен?
— Нет. — Нируэль отпустил руки Славяна, прислонился спиной к кровати, уставился на плинтус у противоположной стены. — Я буду доволен, только если ты останешься в Нитриене навсегда. Чтобы никуда не уезжать. Или будешь брать в поездки кого-то из нас.
— Нир, что у тебя стряслось?
— В том-то дело, что ничего. Вчера я трижды смотрел в ясновидное зеркало. Всё как всегда — тихо, спокойно и чисто. И твоя поездка в человеческую деревню будет очень удачной, староста… нет, председатель даже письмо в университет напишет, чтобы после учёбы тебя к ним направили, так ему понравится твоя работа… Но ты выберешь свободное распределение и продолжишь работать здесь, дома, в Нитриене… Будущее к нам по-прежнему благосклонно. Но я не верю ему. Позавчера на празднике, когда тебе выпало открывать танцы и королева бала надела тебе венок, я вдруг испугался грядущих дней. Так страшно мне не было уже пять столетий. Я даже не понимаю, чего боюсь. — Нируэль сел на кровать, уши повернулись к Славяну. — Как будто я заглянул в глаза самой судьбе.