Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Рауль обладал и еще одним качеством, говорившим в его пользу, – он принадлежал к семейству Валленбергов. Валленберги занимали уникальное положение в шведском обществе, и Якоб и Маркус во время войны играли важную роль и как предприниматели, и как дипломаты. Якоб поддерживал деловые отношения с Германией, а Додде – с Англией, оба на пользу шведским интересам. Якоб за время войны не менее 17 раз побывал в Германии. Через свои контакты и знания об этих странах братья могли передаватъ важную информацию внешнеполитическому руководству Швеции. Оно, в свою очередь, использовало их, когда нужно было довести до сведения какую-то точку зрения, которую нельзя было высказать официально. Якоб к тому же был контактным лицом участника немецкого сопротивления Карла Гёрделера, казненного после неудавшейся попытки покушения на Гитлера в июле 1944 года. Маркус, в свою очередь, играл центральную роль в секретных переговорах о сепаратном мире,
Иными словами, целый ряд внешних факторов сыграл в пользу кандидатуры Рауля. Но чем было это задание для него самого? Почему он с такой явной горячностью ухватился за него?
Тому есть несколько объяснений помимо очевидного предположения, что он желал помочь преследуемым людям, в том числе родным Лауэра. Одна из важнейших причин состояла, несомненно, в том, что он был неудовлетворен своим профессиональным положением. Семейство Валленбергов не нашло для него никакой работы в сфере своей промышленной империи, а работа в качестве директора по внешним связям в Центральноевропейской компании едва ли отвечала его представлениям о состоявшейся карьере того же уровня, что сделали его двоюродные братья его отца Якоб и Маркус. Рауль был тоже Валленберг, и у него было “желание показать, что он не просто какой-то там один из многих”, выражаясь словами Рольфа аф Клинтберга: “У него было чувство, что от него требуется показать, на что он способен”. Не в последнюю очередь он хотел соответствовать ожиданиям матери.
Все воспитание Рауля исходило из идеи, что он должен стать “достойным гражданином”. Чувство ответственности, “чувство долга” и “верность долгу” – таковы были качества, вложенные в него Густавом Валленбергом, типичные валленберговские добродетели. По некоторым свидетельствам, получив будапештское задание, Рауль сказал: “Когда кого-то из Валленбергов посылали за границу на службу государства, его обязанностью всегда было сделать для своей страны то, к чему обязывает его имя”. Это звучит напыщенно, но Рауль вполне мог бы выразиться такими или приблизительно такими словами. Они отражают требования, предъявлявшиеся им к самому себе. В них на самом деле слышится голос Густава Валленберга, считавшего, что любой Валленберг всегда должен быть готов принять на себя ответственность, исполнить свой долг, послужить стране и тем самым поддержать честь своей семьи. Выражением этой готовности стала реакция Рауля на британский фильм “Алый первоцвет” – новую экранизацию известного романа. В 1942 году вместе с сестрой Ниной он был на частном кинопоказе, устроенном британской миссией. Герой фильма – профессор-археолог Горацио Смит, спасающий преследуемых в нацистской Германии. После просмотра, по воспоминаниям сестры, Рауль сказал: “Что-то подобное я бы и сам хотел делать” [22] .
22
Устное сообщение Нины Лагергрен автору.
К этим мотивам следует добавить и глубокий интерес Рауля к международной политике. Его сестра Нина рассказала о страстных спорах о ситуации в мире, бушевавших дома за завтраком каждое утро. Густав Валленберг, воспитывая Рауля, хотел, чтобы он стал гражданином мира и интернационалистом. В переписке с дедом все время обсуждаются политические и экономические вопросы, а в письме матери в мае 1933 года он пишет об идее скандинавского торгового союза, который был “одним из вопросов, больше всего интересовавших в годы, проведенные мной за границей”. Эссе Рауля “Южноафриканские впечатления”, как и его сочинения в период учебы в Энн-Арборе, свидетельствует о широте интересов. Если не считать работу по специальности (“Использование “исторических стилей” в архитектуре XIX века”), темы всех его сочинений связаны исключительно с международной политикой, общественными вопросами и экономикой.
“Валленберг и наполовину еврей”
Выражением интереса Рауля к вопросам современности является и то, что он прочел Mein Kampf Гитлера, причем не один, а два раза – второй раз в 1938 году, той осенью, когда ездил в Берлин. Впечатления Рауля от немецкой столицы и чтения книги Гитлера следуют из письма, написанного по возвращении в Стокгольм Эрнсту Берендту в Пенсильвании.
Рауль восхищается новой немецкой архитектурой, отражающей стремление к монументальности, которое “долго подавлялось в Европе”, в отличие от Америки. Немцы, сообщает он, первыми в Европе стали строить по-настоящему крупномасштабно, в соответствии с величиной страны и возможностями, которые дает массовое производство. Особенное впечатление произвели на Рауля новые архитектурные проекты в Берлине по проекту Альберта Шпеера: “Я изучил новые градостроительные планы Берлина. Они, без сомнения, несут на себе печать гения, с какой бы точки зрения их ни рассматривать”.
Письмо содержит также анализ Mein Kampf и “колониального вопроса”, то есть идеи Гитлера о завоевании славянских стран Восточной Европы, откуда коренное население должно быть депортировано в Сибирь, чтобы освободить место для стоящей выше по уровню развития германской расы. Однако, по мнению Рауля, завоевание территорий других стран играет для Гитлера менее важную роль, чем “еврейский вопрос”, вопрос “гораздо более основополагающего и срочного характера”. Поэтому, если только Англия, Франция и Россия в превентивных целях не нападут на Германию, по мнению Рауля, никакой войны в Европе не начнется.
Примечательно, что Рауль не упоминает ни о Хрустальной ночи, ни о ее следах, которые он должен был видеть в Берлине: сожженные синагоги, разграбленные еврейские магазины, антисемитские лозунги на стенах домов и стеклах витрин. Эта акция имела место 9 ноября, за три недели до поездки Рауля в Берлин, и материалы о ней занимали первые полосы шведских газет. “Еврейский вопрос” затрагивается только вскользь в длинном письме к Берендту. Так, в одном ресторане Рауль разговорился с эсэсовцем:
Все эти люди отличные парни, большие, сильные и сообразительные, думаю, с особым упором на силу воли. Однако в них нет ни малейшей сентиментальности, и они вовсе не пребывают в неведении по поводу того, что то, чем они занимаются, жестоко по отношению к индивиду. Они говорят: все, что они сейчас делают, нужно делать ради достижения Национальной Цели, а страдания индивида значат очень мало по сравнению с тем, что пришлось бы выстрадать целой нации, не будь этих перемен.
Жестокости, упоминаемые Раулем, подразумевают, скорее всего, обращение с евреями. Но ни в этом письме к Берендту, ни в письме, написанном в то же время Май и Энцо фон Плауэнам, он не затрагивает этого вопроса. Может быть, по “дипломатическим причинам”, ведь Берендт родился в Германии, а фон Плауэн немец? Как ни удивительно это молчание Рауля, нет оснований делать вывод, что он остался безразличен к увиденному и почерпнутому из газет. О преследованиях немецких евреев он слышал в Хайфе, и немыслимо, чтобы на него никак не подействовало преследование евреев: ничто в его биографии не говорит о том, что он был способен на такое равнодушие.
Но одно свидетельство о чувствах Рауля в отношении увиденного им в Берлине есть. В это время, осенью 1938 года, он встречался с Вивекой Линдфорс. Она вспоминает, как он после вечера, проведенного на танцах, привел ее в контору деда. Она подумала, что он решил ее соблазнить, но вместо этого он принялся “с жаром рассказывать ей про евреев, Германию и ужасы, которые он, очевидно, наблюдал”. Она помнит, что ее первой мыслью было: “Он вспоминает все это только затем, чтобы я его пожалела и упала ему в объятия”. Достоверность свидетельства Вивеки Линдфорс ставилась под сомнение, но, поскольку они встречались в 1938 году, а не в 1937-м (как она сама вспомнила), “ужасы, которые он, очевидно, наблюдал” следует отнести к его впечатлениям от Берлина. Той же осенью Рауль попросил консула в Претории Февреля выяснить возможность для одного немецкого инженера, противника Гитлера, получить работу в Южной Африке. Это тоже показывает, что Рауль был далеко не безразличен к ситуации в Германии.
Как известно, Рауль был евреем на одну шестнадцатую часть. Ощущал ли он себя евреем? Как вспоминала сестра Рауля Нина, дома никогда не говорили о еврейских корнях семьи, но “не потому, что мама хотела их скрыть… а потому, что наш еврейский предок был так далек от нас по времени, и никто из его потомков не воспитывался в еврейской традиции”. Это верно, семья Бенедикс, переселившаяся в Швецию из Германии в 1793 году, немедленно перешла в христианство и интегрировалась в шведское общество. Нина не обращала внимания на свое отчасти еврейское происхождение до 1930-х годов, когда Май Ниссер собралась замуж за Энцо фон Плауэна и нацисты “провели исследование ее происхождения”, что “породило множество разговоров в семье”. Но с Раулем было по-другому. Во время прохождения военной службы в 1930 году он с гордостью говорил Ингемару Хедениусу о своей принадлежности к евреям: “Такой человек, как я, Валленберг и одновременно наполовину еврей, непобедим”. У Хедениуса создалось впечатление, что Рауль “несколько” преувеличивает. Так и было, и не только в разговоре с Хедениусом. В телеграмме Хершеля Джонсона министру иностранных дел Халлу от 1 июля 1944 года американский посол в Стокгольме сообщил, что Рауль заявил ему, что он наполовину еврей. Значит, и в разговоре с Джонсоном преувеличил степень своей еврейскости, зная, как обстоит дело на самом деле. Сделал он это, надо думать, из желания подчеркнуть, что именно он – тот человек, который способен “оказывать эффективную помощь и спасать жизни”.