Равиен, дорога обратно
Шрифт:
Так… сухари. Смолотые наподобие панировочных, чтобы места меньше занимали, а в них подмешаны молотое же сухое мясо и всякие ягоды. Не фонтан, и пакетик маленький, но на раз хватит. Надо только в воде замочить, и будет хлебо-каша. Мои одноразовые стаканчики, бережно хранимые и тщательно отмытые, как раз подойдут.
Лис сунул нос в стаканчик и долго чихал. А нечего тонко смолотые сухари ноздрями втягивать. Обиженный хищник перестал тереть морду лапой и гордо объявил, что эту пыль он есть не будет, он не белка какая-нибудь.
Я пожала плечами:
— Нам больше достанется. А ты голодным далеко не уйдешь.
— Ща! Грызите свою моченую гадость, а я на охоту! — объявил этот пещерный чингачгук.
— Здесь? — я демонстративно огляделась и даже постучала костяшками пальцев по каменной стене. — Ну попробуй. Если найдешь что-то кроме камня и летучей мыши, будет здорово. А мы пока ночлег приготовим.
Ромка на мою размазню в стаканчике тоже косился недоверчиво, но проголодался, видать, сильнее, потому что протестовать и не думал. Но я отставила «пищу» в сторонку и погнала его мастерить нам ложе. Как раз пока лис охотится.
Мы с Ромкой даже увлеклись его магией. Моя хозяйственность и его силы — нам только дай волю! Хо-хо, горы своротим!!
Сначала мы сгребали весь песок в дальний от воды угол, и это было прикольно — смотреть, как песчинки сами катятся с легким шорохом по камням, собираясь в небольшой холмик. Ну как небольшой… устроиться нам троим хватит.
Потом мы сушили этот песок и сильнее нагревали самые нижние слои. Ромка слегка перестарался, и когда я камнем ковырнула с краю и снизу, оказалось, что там спекшаяся во что-то наподобие стекла корка, раскаленная настолько, что грела до самого верха. Наверное, будет греть долго! Не хуже углей.
Только песчаную подушку надо сделать потолще, чем мы и занялись. Разровняли вершину, выкопали в ней три неглубокие выемки, расстелили плащ, и оказалось, что все довольно уютно.
Только мы, довольные своей изобретательностью, слезли с импровизированного ложа, вернулся лис.
Сияющий, как пряник на ярмарке, гордый и насквозь мокрый, с него все еще капало. Он был в человеческом обличье и тащил в руках штук пять довольно больших рыбин.
Тай:
Я был горд — принес в стаю мясо. Правда, стая его, как обычно, испортила — пожарила. Но это уже не мое дело. Нравится им есть жареное — и пусть. Главное, чтобы было, что есть. А с этим у нас могут возникнуть проблемы — дичи тут кот наплакал, только мышей с крыльями и рыбу вот нашел.
После ужина я перетек в лонгвеста и плюхнулся головой Тане на колени:
— Вычесывай, мешают очень!
Таня сначала застыла. Я уж ожидал, что опять хвостом крутанет и станет прежней. Но тут глаза у нее хищно заблестели, и она вцепилась мне в уши:
— Да-а-а! М-м-м… у-ушки!
Даже щекой об них потерлась.
— Репейника там нет, — уточнил я.
После моего спасения Таня стала вести себя как нормальная самка. Даже восхитилась моим уловом, а не скривилась пренебрежительно, как раньше. Так за меня испугалась? Правильно, Ромка, может, как маг и круче тучи, а как мужик он… Не приспособлен к жизни совсем. В городе — да, а в лесу и тут, в пещерах, — нет. Хитрая она. Выходит, мы с Ромкой дополняем друг друга. Вот она и держится за нас двоих.
Татьяна:
Ушки-ушки-ушки-ушки-и-и-и! Я до них добралась!
Они и на ощупь оказались именно такими, как я думала — нежными, с тонким, очень густым пушком, а самое вкусное местечко было сразу за ушами, пальцы сами тянулись зарыться в шелковый мех, и я не стала себе отказывать.
Лис еще что-то буркнул про колючки, но уже через минуту нежных поглаживаний глаза у него заволокло туманом, и он растекся по полу, положив голову мне на колени и иногда смешно подрыгивая задней лапой. Блаженство стало взаимным и затянулось.
Ну, немного… не знаю, сколько времени спустя, я все же вспомнила про репьи и с сожалением оторвалась от вожделенных органов лисьего слуха. Тот за время массажа настолько расслабился, что даже не поднял голову, так и кайфовал у меня на коленях с полузакрытыми глазами.
Колючки прятались в глубине роскошной черно-серебристой шубы, за день они коварно ввинтились почти до кожи. Я нащупывала их сначала в шикарном пушистом «воротнике», проходя пальцами, как гребнем, туда-сюда по меховым волнам, ероша и приглаживая, потом руки дотянулись до лисьей спины, а потом и до пушистого, в нежном серебристом подшерстке, живота.
Тай покорно растянулся и чуть слышно сопел, все так же полузакрыв глаза и иногда протяжно зевая во всю клыкастую пасть от удовольствия, а я почесывала шерстистое пузо и выбирала из него последние колючки. И удивлялась про себя — вот как огромного щенка тискаю, так… приятно и уютно. И живот мне подставили, а это у любого оборотня знак наивысшего доверия.
В конце концов, я оторвалась от Тайя, но с большим сожалением. Ромка, пока я наглаживала лонгвеста, демонстративно сидел в сторонке и что-то там магичил над несколькими камнями. Обещал, что будут греть всю ночь, разложил их вокруг песчаной «кровати».
Уже когда мы улеглись, лонгвест опять приполз через крякнувшего Ромку за поцелуем в нос. Ромка попытался его отпихнуть:
— А меня?
— А тебе и не только поцелуи достаются, — обиженно фыркнул Тай, — так что потерпишь.
— Знаете что? — возмутилась я их перепалке. — МЕНЯ еще ни разу никто из вас не целовал на ночь! Так что фиг вам, целуйте друг друга, если будете вредничать!
Четыре преданных глаза и две пары губ бантиком были мне ответом. Лис ради такого дела даже обернулся человеком, поерзал по Ромке, нарочно, по-моему, угодил ему локтем в живот и тут же получил от обозленного магенка коленом в бок.
Я сделала вид, что не заметила всю эту возню, легла на плащ навзничь, заметила про себя, что подсыпанный в изголовье песок очень даже неплохая замена подушки, и прикрыла глаза ресницами, пальчиками обеих рук ткнув себя в щеки:
— Целуйте, как наиграетесь!
Тай:
Проснулся я от голода. Рыбина у нас осталась всего одна. Пнул Ромку в бок — бестолку. Оббежал и рыкнул Тане в ухо. Нежно так, тихо.
— Да, мамочка, сейчас встану…
Фыркнул, лизнул в нос. Странно, засыпала она человеком, всю ночь проспала энтакату, а сейчас — лонгвест. Свернулась клубком и морду хвостом прикрыла. Спряталась, только нос и торчит.