Равнение на Софулу
Шрифт:
– Не знаю и знать не хочу! – вдруг рассердилась Софийка. – я запретила мальчишкам обсуждать при мне Катьку и других девчонок. Из женской солидарности. Неприятно – в глаза одно говорят, а потом за спиной – «ха-ха-ха!».
– Соф, а тебе кто нравится?
– Никто.
– А по-честному?
– Никто.
– А с кем бы хотела встречаться, для прикола хотя бы?
– Ни с ке-е-ем, – сквозь зевоту ответила Софийка.
– Даже с Палёным?
– Лорик, ты глухая? Говорю же – ни с кем! Тем более с Палёным. Терпеть его не могу. И он меня ненавидит. У нас антипатия.
– А я думала, он бегает за тобой. Всё время рядом крутится.
– Смотри сюда. – Софийка показала пальцем на едва заметную желтизну под глазом.
– Объясни нормально. Я не экстрасенс, чтобы с глаза информацию считывать.
– Здесь был синяк.
– Удивила. Я недавно ножом чуть половину пальца не оттяпала. И что?
– Я с Палёным из-за футбола подралась.
– Ну да! – едва сдержала радость Лариска. – Молодец! Пока я неделю в городе гостила, ты здесь не скучала. Кто победил?
– Синяк на синяк. Один – один. Ничья.
– Чумная!.. вообще, лично я не стала бы связываться с Палёным. Марат старше тебя на два года.
– Думаю, он не в полную силу дрался и, когда в глаз мне заехал, даже растерялся, а я воспользовалась и для ровного счёта ему вложила. Ты бы видела, какой он бешеный стал! Как заорал: «Урою!» Я поверила – уроет. Хорошо хоть низовские заступились, потом меня в свою команду приняли. Теперь я всегда за них. А мне всё равно, против кого, главное – играть. И ещё понравилось боксировать. Спасибо Вовке моему. Это он научил меня тыдыщ-тыдыщ делать.
– Всё-таки странная ты… – задумчиво протянула Лариска и засобиралась домой. – зеваешь тут, ёклмн, я тоже спать захотела. Пока.
Веснушчатые подсолнухи по-военному слаженно держали равнение на солнце. Не спрыгивая с коня, Софийка дотянулась до самого высокого, выкрутила желтопёрую лепёшку с крепкого стебля, развернула Грина, и они побрели домой.
Мимо, сигналя, проехало несколько автомобилей. Некоторых Софийка узнала: «К Лёвушкиным едут. А эти к Селивановым. Эти к Бармаковым. Эти… – на неё, высунувшись из салона и вывернув голову, во все глаза смотрел чернявый подросток. Ничего не запомнила, кроме чёрных глаз. Внутри что-то булькнуло, сердце подпрыгнуло и заработало в непривычно сбивчивом ритме. – Этих не знаю. Интересно, в Низовку или к нам? Попробую догнать».
Глава 6
Машина плюхалась по просёлку между берёзами.
– Меняется весь мир, кроме наших дорог. Быстрее Марс освоят, чем здесь асфальт проложат, – бормотал папа, наблюдая за мучениями сына. – Ну ты вертун! Весь наизнанку вывернулся.
– Жуть! – скорчил тот в ответ недовольную гримасу. Он уже не знал, как сесть, куда деть ноги, даже лежать пробовал.
Березняк закончился. Появились дома. Сначала по одному, по два, вразнобой. Потом – сплошняком, одним рядом, выдерживая линию.
– Уже приехали? – ещё нетерпеливей заёрзал Айнур.
– Читать умеешь? При въезде было написано: «Низовка».
– Вообще-то, пап, я в это время у другого окошка сидел, и у меня не сто глаз, а два, и смотрят они в одну сторону, а не сикось-накось.
Отец гыкнул. Мама задумчиво произнесла:
– Низовка разрослась, она и раньше больше Верхоречья была. Здесь школа, где я училась.
– Не понял? Ты из своей деревни пешком ходила учиться сюда?
– Ходила.
– Четыре километра пёхом. – Папа посмотрел на маму. – так?
– От нашего дома почти пять. Зимой, когда снегом дороги заметало, сначала проезжал трактор, если трактористы с похмелья не болели, потом мы.
– А если трактористы болели с похмелья?
– Добирались, каждый как мог: на санях, на лыжах или пешком, расталкивая собой сугробы. Но это редко, в основном – на санях.
– Весело ты жила.
– Для деревни обыкновенно. Как все.
– Горы видишь? – спросил папа Айнура.
– Где?
– Смотри вперёд.
– Я только вперёд и смотрю, но ничего не вижу.
– Да, тебе сто глаз не помешало бы! – съязвил отец. – горы и не видишь.
– Я вижу только два пупырышка, обросшие деревьями.
– Это и есть горы.
– Что?! Это горы?
– Я же предупредил – не Гималаи.
– Значит, доехали?
– Почти.
Верхоречье уходило в подъём и, в отличие от Низовки, было разбросано как попало. Некоторые дома убежали к подножиям гор. Дорога, по которой они приползли, при въезде в деревню разделилась на три рукава. Покатили по центру. Дома – по большей части бревенчатые или обшитые вагонкой. Среди них напыщенно смотрелись несколько кирпичных двухэтажных коттеджей. Через невысокий штакетник и сетку рабицу хорошо просматривались дворы.
Как въехали, на их машину накинулись крючкохвостые собаки: соблюдая очерёдность, сопровождали от дома к дому, лаяли на все лады, соревнуясь в мастерстве важного собачьего дела. На лужайках неторопливо расхаживали высокомерные гуси, дорогу то и дело перебегали бесшабашные куры. Всюду сновали любопытные ребятишки. Взрослые, не менее любопытные, здороваясь, чуть ли не лезли головами в кабину.
– Это деревня, детка, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал папа. – Прибыли.
Затормозил у высоченного забора и посигналил.
– Зачем? – рассердилась мама. – Сейчас полдеревни сбежится глазеть.
– Полдеревни уже глазело на нас, и остальные пусть смотрят, жалко, что ли, мы же не уроды! – вываливаясь из машины, пошутил папа.
– От те на! – появилась у соседней изгороди смешная бабушка-сморчок в мужском трико и выцветшей рубашке навыпуск. – Здравствуйте, пожалуйста, гости ранние, гости редкие и долгожданные!
– Здравствуйте, баб Лид, – сдержанно откликнулась мама в ответ на длинное витиеватое приветствие.