Равнение на Софулу
Шрифт:
– Не притворяйтесь, вы же поняли, о чём я.
Кряж, посмеиваясь, пожал плечами.
– Могу затмить, – пояснила девочка. – так говорят?
– Так, так, – продолжая посмеиваться, успокоил её Иван Фёдорович.
– Я же голы лучше всех забиваю, – гордо заявила Софийка. – раньше с Маратом в одной команде были, теперь с низовскими против него буду играть. – и, кивнув на Тимошку, спросила: – Какой породы?
– Понятия не имею.
– Видно, что породистый. Покупали щенка и не спросили?
– Нет.
– Почему?
– Я в породах ни бельмеса, для меня любая собака – собака, хоть породистая, хоть дворняга, её понимать, воспитывать и любить треба.
– То есть просто пришли, взяли и ушли молча?
– Ну-у-у да… примерно так… – Иван Фёдорович явно тяготился её пристрастным расспросом.
– Дядь Вань, что-то скрываете, по глазам вижу.
Кряж рассмеялся.
– Шпионка. Вся в бабулю.
– Я хуже. Пристану – не отстану. А ну быстро рассказывайте! – шутливо приказала Софийка.
– Хорошо, – сдался Кряж. – в мае, помнишь, жаркие дни были?
– Ещё бы! Палёный меня прямо в одежде в речку столкнул и всем кричал, что я первая купальный сезон открыла, хотя до меня уже сто человек искупалось. Придурок, вообще.
– А я за сморчками ходил, в низинах искал. В этом году их мало было: снег быстро сошёл, солнце палило, земля подсохла…
– И сморчки сморщились! – со смехом вставила Софийка.
– Даже сморщиться не успели – вообще не проклюнулись. Походил, походил, грибов практически не нашёл, поэтому решил пройти на заливные луга дикого лука набрать. Подобрал ещё одну хорошую палку для опоры – подъёмы тяжеловато даются – и вверх поковылял. Смотрю, стоит «опель», на открытом участке. Обычно городские оставляют свои машины ближе к деревьям, прячут, а эта на середине тропы. Когда мимо проходил, увидел вот этого, – Иван Фёдорович показал на Тимку, – скрёбся, метался по салону. Не знаю, сколько он пробыл закупоренным под солнцем, но то, что задыхается, понял сразу. Стукнул я со всей дури по лобовому стеклу палками.
– Зачем?
– Думал, сигнализация включится. Ничего не сработало. Одна палка треснула, другая сломалась. Отстегнул я тогда приставную стопу, вынул деревяшку из кожуха и долбанул по окну… разбил.
– Всё-таки разбили!
– В таких ситуациях треба быстро решения принимать. Мог бы, конечно, пошуметь, хозяев покричать, но злость меня взяла на них.
– Получается, вы Тимошку украли.
– Спас! – рассердился Кряж и горячо, будто оправдываясь, продолжил: – После того как вытащил его, сколько по тропе ковылял!.. Протез-то после удара лопнул, поэтому еле тащился, да ещё с этим на руках. Черепашьим шагом. Потом на дороге его отпустил. Не убежал, рядом шёл. Нас никто не догнал. Хозяева забыли о нём, не включили мозги, что в такую жару в закрытом автомобиле любой сварится. Не разбей я окно, что бы с ним стало?
Софийка промолчала, не зная, как оценить поступок соседа.
Иван Фёдорович уже раскаялся, что раскрыл секрет появления Тимошки, – не хотел никому признаваться, а тут – нате вам! – взял да выложил.
– Я бы, наверное, тоже так сделала, – после недолгих раздумий сказала Софийка.
– А у меня потом думки появились: тот день не за грибами пошёл – за ним.
Софийка заулыбалась.
– Спасательная миссия?
– Да, – серьёзно ответил Кряж. – Пока ногу пристёгивал, Тимошка, прижавшись к бедру, рядом сопел, а мог убежать.
– Точно. Значит, не зря к вам попал, вон как хорошо дрессируете: слушается и лает смешно, без голоса. Голоса ни разу не слышала. Как научили?
– Разве ж можно научить пса беззвучно лаять?
– А Тимошка?
– Немтырь он.
– Не поняла?
– Собачья немота, – придумал Кряж название Тимошкиной болезни, не зная, как объяснить неполноценность щенка.
– Собачья немота? – удивилась Софийка, посмотрев на Тимку более заинтересованно. – слышала о куриной слепоте, а… – хотела ещё что-то спросить, но Грин, недовольный тем, что хозяйка надолго отвлеклась, заржал, нервно прядая ушами. – Спокойно! – похлопала его Софийка.
Она вывела Грина на берег, подвела к пригорку; оттолкнувшись от него, вскочила на коня и, уже отъехав на приличное расстояние, развернула, пустила с места в галоп. Грин стремительно вбежал в реку, измяв копытами течение, фонтаном взметнул прибрежные воды.
– И-и-и!.. – по-жеребячьи тонко закричала Софийка.
Тимка, поддавшись азарту коня и девочки, хотел припустить вслед за ними, но Кряж осадил: «Куда?» Тимошка понурился. Купаться с Лидушкиной внучкой и конём показалось интереснее, чем просто охранять в воде Ивана Фёдоровича. А тот, пристегнув к правой ноге деревяшку, сказал:
– Дюжая бесовка… – и непонятно было, поругал он внучку бабы Лиды или похвалил. – айда-пошли!..
Глава 4
В Верхоречье выехали ранним утром.
Шоссе, по которому они мчались, словно вытекало из янтарного нутра восходящего солнца. Отец, бормоча проклятия, старался удержать на носу солнцезащитные очки со сломанной дужкой. Немного помучившись, сказал:
– Очередное фуфло.
Очки полетели в окно.
«Миллион сто пятые!» – иронично подметил про себя Айнур и, порывшись в рюкзаке, достал свои.
– На.
– Издеваешься?
– С чего взял?
– Сравни свою «репу» с моей.
– Ну.
– Что – ну? Говори полно! – раздражаясь, велел отец.
– Ну, твоя «репа» больше, – отчеканил Айнур.
– Вот и всё.
– Что – вот и всё, говори полно! – передразнил Айнур.
– Вот и всё, надену – им кирдык придёт.
И правда, ни одни очки не служили отцу больше недели. Или сам ломал, или кто-нибудь другой, ненароком сев-раздавив, уронив-наступив.
– Сломаешь – другие купишь.
– Купишь кукиш. Убери.
– Ну и щурься, как китаец.
– Нам, татарам, всё равно, – пробормотал отец и включил радио, давая понять, что разговор закончен.
Айнур покосился на застывшую в одной позе мать. Она делала вид, что спит. Веки слегка подрагивали.
«Притворяется. Сначала фазер, теперь мазер, в игнор меня пустили. Ну и ладно! – обидевшись, Айнур откинулся на сиденье. Полез в рюкзак за сотовым. – Зашибись! Ещё лучше!..»
– Пап, я мобилу дома забыл.
– Я рад… честно, рад!