Равника
Шрифт:
Очевидно, что после такого мироходцы окончательно растеряли свой запал. Воины гильдий тоже особо не рвались в бой. Ими овладел страх.
Но Гидеон был не робкого десятка.
Ронас переключил своё внимание на воздушную битву и вскоре превратился в существенную проблему. Возможно, идеально вышколенные, пылкие и самостоятельные рыцари Аурелии и превосходили обычных летающих вечных, лишённых души, страсти и по-настоящему независимого мышления — но только не Божественного Змея. Тот сшибал их на землю направо и налево. Гидеон решил, что пришла пора выяснить — раз и навсегда — насколько
— Давай, девочка, — прошептал он Клятве, и та мгновенно поняла его. Лишь слегка тронув поводья, Гидеон направил её между двумя увековеченными дрейками (одного из которых он рассёк на лету до самого хребта) и начал заходить к Вечному богу слева.
Ронас только что ударом наотмашь сбил на землю птицу-рок вместе с седоком-боросом, и, когда кисть бога описывала дугу, завершая взмах, на мгновение она распласталась ладонью вверх. Именно это и было нужно Гидеону. Он спрыгнул со спины пегаса прямо в простёртую ладонь Ронаса.
Вечный бог повернул голову. Несмотря на то, что черты его змеиного лица скрывала лазотеповая броня, а также на решительное отсутствие каких-либо намёков на истинное самосознание, Змей показался ему… удивлённым. Но лишь на мгновение. Он зажал Гидеона в кулаке и попытался поглотить его Искру. Сквозь щели между пластинами лазотепа начало пробиваться лиловое свечение.
Но вокруг Гидеона ярко вспыхнула его аура. Он по-прежнему был неприкосновенен, неуязвим. Ронас не мог установить прямой контакт с его кожей — и даже его одеждой. Разумеется, мало приятного было в том, что тебя сдавливает — буквально сминает — гигантская кобра, но иеромантия Гидеона по большей части — по большей части — защитила его и от этого.
И вновь на лице Ронаса отразилась настоящая, пускай и мимолётная, эмоция: на сей раз, замешательство.
Почему этот мироходец не умирает?
Божественный Змей поднял Гидеона на уровень своих глаз, чтобы внимательнее рассмотреть его.
И вновь Гидеон Джура только того и ждал. Он отвёл меч назад и со всей силы ткнул им прямо в глаз Бога-Кобры.
Чёрный Клинок, Пожиратель Душ, начал впитывать в себя то, что осталось от сущности Ронаса. Гидеон действительно чувствовал, как его оружие становится тяжелее. Возможно, не в физическом смысле, но определённо тяжелее морально, магически, психически.
Всего за несколько секунд Ронас превратился в пустую оболочку — оболочку сродни той, что оставалась от мироходцев, которых он высасывал. И столь же быстро эта оболочка начала рассыпаться в прах. Ладонь, на которой стоял Гидеон, исчезла под ним, и он начал падать. От земли его отделяла добрая сотня футов. Аура или нет, но приземление будет болезненным.
Вернее, оно было бы болезненным, если бы Клятва не спикировала к своему всаднику и не подставила ему спину. Лyка седла врезалась Гидеону в рёбра. Неуязвимость защитила его.
Всё равно больно.
Но оно того стоило.
Со всех сторон раздались ликующие возгласы.
Один готов, подумал Гидеон, и эту мысль с ним разделили улыбающаяся Аурелия, Анграт и Уатли, и каждый не увековеченный боец вокруг.
Воодушевившись, все они перешли в наступление. Теперь вечные — по крайней мере, эти вечные — точно были обречены.
Гидеон выпрямился на спине Клятвы и с высоты взглянул в направлении площади. Он ничего не мог с собой поделать. Его мысли раз за разом возвращались к Лилиане.
Он знал, что за ней отправился отряд Джейса. Какая-то часть его хотела полететь туда и остановить их, спасти её. Часть его по-прежнему верила, что её можно спасти. Но другая часть больше не могла её защищать. Лилиана Весс преступила слишком много граней.
Глава XXXV
Лилиана Весс
Хотя Лилиана была слишком далеко, чтобы видеть подробности, она почувствовала уничтожение Ронаса (её связь с Божественным Змеем смещалась то на передний, то на задний план её сознания по мере того, как ей требовалось срочно уделить внимание другим вечным). Его смерть стала облегчением: на одного бога меньше контролировать, на одну ношу меньше нести, и намного меньше жертв будет отягощать то, что заменяет мне совесть.
Она не могла быть уверенной на сто процентов, но готова была побиться об заклад, что причиной гибели Вечного бога стал старый добрый Бифштекс, и это тоже стало своего рода облегчением. Неуязвимость Гидеона сделала его по сути невосприимчивым к Старшему заклятью. Даже когда все остальные мироходцы падут, Гидеон Джура никуда не денется, и по-прежнему будет пытаться прикончить Боласа своим Чёрным Клинком.
Лилиана, разумеется, ничем не сможет ему помочь. Её контракт с драконом исключал это. Но это не значит, что она не сможет поболеть за Гидеона. В конце концов, не за Боласа же ей болеть.
По правде говоря, она делала всё возможное, — в рамках условий своего контракта, — чтобы любыми способами помешать дракону, чтобы уменьшить ущерб, который он причинял жизни и здоровью невинных. Она предоставляла вечным Боласа очень мало свободы и ещё меньше помощи. Она прилагала все усилия, чтобы не давать им заходить в дома, преследовать добычу внутри зданий. Честное слово, если бы у жителей Равники хватало мозгов просто не выходить на улицы, сегодня могло бы пролиться гораздо меньше крови. Теперь, когда Старшее заклятье позволило вечным видеть Искру каждого мироходца, ей стало заметно труднее продолжать в том же духе, но она по-прежнему из кожи вон лезла, чтобы ограничить их действия и при этом не вызвать подозрений дракона.
Неужели, учитывая моё положение, вы ждали от меня чего-то большего?
Естественно, она хотела, чтобы Гидеон победил.
А что, если Гидеон действительно победит? Да, сегодня я определённо преступила грань. Несколько граней. Довольно много граней.
Но она всегда сможет оправдаться перед Бифштексом. Убедить его взглянуть на вещи её глазами.
Она ещё может спасти себя.
Ну разумеется, могу…