Равновесие Сил
Шрифт:
— Тебя не было утром во время прощания с нашими братьями.
— Это потому, что ты был занят своим гневом и горестью и не заметил меня, — спокойно ответил ему судья. — Я стоял недалеко от тебя. В тени.
Блэк Харт посмотрел на него, после чего молча кивнул.
— Приказ верховного судьи Ролкота. — Азагель сверкнул глазами, все-таки через его голову распорядились. — Он может пройти. Но раз тут не указано, сколько времени, то у него не больше десяти минут.
После этих слов магистр ордена отдал обратно свиток Делахону и развернулся к двери. Проведя тремя пальцами сверху вниз, Азагель аккуратно толкнул дверь в покои. Блэк Харт кивнул товарищу по отряду и шагнул внутрь.
Задать себе вопрос,
Сейчас она выглядела куда лучше, чем в последний раз, когда он ее видел. Ей принесли чистую, новую одежду, служанки помогли принять ванну, и теперь демонесса была одета в белую рубашку, заправленную в женские штаны для верховой езды, ее талия была стянута корсетом, а на ногах красовались ладные сапожки. Аккуратно уложенные назад волосы приоткрывали черты жительницы Пандемония, и Харт заметил небольшие рожки, что едва выглядывали из шелковистых волос. Зеленые глаза смотрели с грустью и тревогой, девушка ждала, что вот-вот наступит ее последний час, но держалась очень достойно. Под белой шелковой рубашкой можно было увидеть, как неровно вздымалась ее изящная грудь — в такт ускоренному биению сердца.
— Ты пришел вынести мне приговор? — спросила демонесса.
— Я воин, а не палач. Выносить приговор — не моя работа, — ответил ей лейтенант.
Она молча посмотрела на него. Девушка хотела взглянуть на черты его лица, услышать его голос, она не знала, почему у нее возникло такое желание, но когда этот человек отдавал всего себя долгу перед родиной, в ее сердце это отозвалось сочувствием и интересом. И вот он стоял перед ней, сам увлеченный неведомым желанием увидеть ту, ради которой пришлось потерять десять товарищей. Шрам розовой полосой виднелся на скуле воина. Она помнила, как он его получил, и думала, что это отнимет у него жизнь, но он стоял перед ней живой, с отметиной на лице, оставшейся на память о том ужасном бое.
— Тогда скажи, зачем ты явился? Сначала в мой мир, а сейчас в мою темницу?
— Слишком шикарно для темницы, — Харт окинул взглядом покои.
— Это, видимо, из-за того, что я особая пленница, — пожала плечами демоница.
— Ты умна. И ты не выглядишь как те твари, что пытались защитить тебя в крепости.
— Если бы ты знал хоть чуть-чуть Пандемоний, то мог бы понять, что это не мир, наполненный одними ужасными тварями и монстрами, хотя таких там и очень много. Поверь, в нем очень много красавиц, из-за которых воины вашего мира с удовольствием сойдутся в поединке с нашими бойцами.
— Глядя на тебя, у меня нет причины не верить сказанному. — Блэк Харт как вкопанный стоял, не в силах сделать ни шагу.
— Ты не ответил на мой вопрос, — произнесла она, и на ее красивом лице появилась небольшая улыбка. — Я знаю, что за моей дверью стоит стража, и эти воины очень сильны, а дверь запечатана магией. Я это чувствую. Но поверь мне, воин грозного отряда: когда явится герцог Рутар, дабы вырвать меня из этого заточения, то его никто не сможет остановить. Ему нет равных, он самый сильный среди герцогов Пандемония, вы даже не представляете, что вас ждет.
Ее глаза сверкнули зеленым огнем.
Это заявление слегка раззадорило лейтенанта, так что кровь в жилах побежала быстрее. Сделав безразличный вид, он ей коротко ответил:
— Мы готовы его встретить.
Воцарилось молчание, взгляды были устремлены друг на друга, и в голове у каждого было столько вопросов, столько любопытства и робости, что они не могли ни на что решиться. Как та робкая юность, которая сковывает языки и не позволяет что-либо сказать. Все же лейтенант оказался смелее.
— Мое имя Блэк Харт, я лейтенант «Чертовой сотни», — сказал он и слегка наклонил голову в поклоне.
— Я знаю, кто ты такой. Мне тебя представили, когда вы восстанавливались
— Это была неприятная неожиданность, унесшая жизни моих боевых братьев.
Блэк Харт не хотел говорить об этом, потому как гнев пеленой закрывал глаза и виновниками становились те, кого он не хотел винить.
Воин кивнул, прощаясь, время быстро пролетело, и он чувствовал, как снимается магическая защита с двери, а значит, пришло время уходить.
— Ты спросила, что за причина меня привела. — Харт остановился перед самой дверью и повернул голову в сторону девушки, чтобы видеть ее глаза. — Я хотел узнать твое имя.
Он уже взялся за ручку двери, когда за спиной услышал нежный голос.
— Кейма. Меня зовут Кейма.
Лейтенант больше не поворачивался к ней. Блэк Харт застыл, услышав ее голос, и, лишь кивнув самому себе, вышел наружу.
Вся «Сотня» находилась в отведенной для них казарме за длинным столом, воины проводили время в беседах, карточных играх либо занимались чисткой своего оружия. Ни у кого из них не было желания тренироваться на манекенах либо в спаррингах с товарищами, после боя в Бездне им это не требовалось. Они совершали тризну по погибшим товарищам. Пили вино, вкусно ели и не позволяли грусти закрасться в сердца. Каждый из них был весел, ведь так завещал старый Таган: «Не грустите о тех, кто погиб в славной битве, ведь они ушли героями. Выпейте за них хорошенько, вам еще предстоит к ним присоединиться. Обласкайте женщин, пусть они смотрят на вас и улыбаются». «Чертова сотня» жила по этим наставлениям, ведь вся их юность прошла именно с этим ветераном. Он учил их не только тому, как убивать. Понимая, что этим юнцам не хватает отцовских поучений, он обучал их, как собственных детей, объясняя, что хорошо, что плохо, за что нужно ударить, а где промолчать. Вся сотня юношей впитывала его слова, как песок воду, набираясьжизненного опыта.
Блэк Харт пришел в казарму угрюмый, но веселье друзей незамедлительно подействовало на него, ведь он тоже чтил наставления старшины. Мысли начали рассеиваться после третьего кубка вина, в душе зазвучали песни Мадеуса, рассказывавшие о славных героях и великих битвах.
Молодые солдаты горланили песни, смеялись, вспоминая, какими были их павшие товарищи. Такого вечера давно не было. Он был наполнен той давней атмосферой, когда старшина Таган собирал их вокруг огромного костра и, изрядно выпивший, рассказывал о своих деяниях, о том, что ему пришлось пережить. Это были рассказы о славных походах, о доблестных подвигах, но в них была печаль. Не обходилось без рассказов о похождениях по постоялым дворам и тавернам, где Таган с друзьями щупали местных девиц, попадая в нелепые ситуации. Слушая эти истории, ученики Тагана надрывались от смеха. Для них в эти мгновения как будто не было войны, не было кровавых побоищ и всего того, что уже пришлось пройти. Никто не чувствовал себя убийцей в строю, а наслаждался тем, что он молод, полон сил и энергии, чтобы совершать подвиги. Слуги постоянно подносили им вино и еду, бойцам было наплевать на всех остальных обделенных, они о них и не думали.
Время летело неумолимо быстро, час за часом, а в казарме стоял гул, как будто сюда заехала местная таверна с ее обитателями, которые отмечали значимое для них событие. Не было такого человека, будь он рыцарь, капитан или же сам командующий крепостью, кто бы решился прийти и предложить этим ребятам заканчивать балаган в столь смутное время. Все старшее звено знало, кто они такие и что им пришлось пережить, и потому относилось снисходительно.
За окном уже был поздний вечер, и луна подсвечивала двор своим бледным сиянием. Внутри казармы воины развлекались тем, что бросали ножи с завязанными глазами, пытаясь попасть в мишень максимально точно. И даже изрядно охмелевшие бойцы ни разу не промахивались, а если кто-то пытался выкинуть финт, это сопровождалось дружным хохотом и подколами со стороны товарищей.