Рай Сатаны
Шрифт:
А тело отозвалось каким-то неприятным ощущением, которое я не сразу осознал, потому что в поле зрения появился Джафар и задумчиво произнес:
– Жывучый ты…
Вот кто всадил пулю в Маску… Одну, точно над переносицей, правка не потребовалась. Осталось лишь понять, насколько серьезно меня зацепило, и где сейчас Лайза.
– Что с Лайзой? – спросил я.
Язык с трудом ворочался, голос звучал хрипло. Я сплюнул какую-то гадость, скопившуюся во рту, спросил более внятно:
– Ты ее нашел?
И тут картина мира, сложившаяся в результате моих размышлений, пошла
– Жывучый… – повторил Джафар, проигнорировав мои вопросы. – Пула в башку попал, а всо жыв. Жывучый, но нэвэзучый. Нэ стал быстро помырат. Тэпэр плохо будэш помырат, долго.
Одновременно со словами он достал из ножен нож, попробовал пальцем острие. И посматривал на меня с нехорошим интересом. Примерно, как мясник на ожидающую разделки тушу.
А я разобрался, что мне доставляло дискомфорт и мешало повернуться – руки были стянуты за спиной, не то связаны, не то скованы наручниками… Точно, наручники, запястье левой руки явственно ощущает браслет. Ноги тоже что-то держало, но что именно, не понять, с чувствительностью там дела у меня обстоят хуже.
Утро выдалось туманное, в двадцати шагах ничего не разглядеть… А туман в моих мозгах, наоборот, наконец-то развеялся. Джафар, конечно же, не убивал Лануа. Потому что труп Хамиза я увидел перед тем, как в меня прилетела пуля. Сейчас он лежит в другой позе, на боку, вот и не опознал сразу… Дырочка во лбу Лануа небольшая и аккуратная. Не армейский калибр, сразу видно, и стрелял не Джафар.
А вот меня он попытался убить, – издалека, не приближаясь. Возможно, выстрелил от лодок, для штурмовой винтовки с ночной оптикой сотня шагов – не расстояние.
Однако касательно моей живучести и везучести можно поспорить… Встречаются на свете удивительно везучие люди. Везение у них проявляется по-разному, иногда весьма специфичным образом. Некоторые, например, умудряются выжить, заполучив сквозное пулевое ранение головы. Абсолютный рекорд в этих делах принадлежал фельдмаршалу Кутузову: за долгую военную службу его многострадальную голову прострелили навылет аж два раза, одна из пуль выбила глаз… Что не помешало ему продолжить карьеру полководца и командовать войсками в Бородинском сражении.
Но моя живучесть, прав Джафар, не имеет отношения к везению, а скорее к хирургии и трансплантологии. С титановой пластиной, заменяющей часть черепной кости, самый неудачливый человек может пережить выстрел в затылок… А еще я начал в тот миг наклоняться, и пуля ударила по касательной, отрикошетила.
А потом этот змееныш обнаружил, что я жив, сковал мне руки за спиной и дождался, пока очухаюсь. Из чего следовало, что вся затея Джафара не экспромт и не внезапный порыв. Наручники на всякий случай он припас еще в лагере, когда отлучался якобы за гранатами.
В роли сыщика Мангуст облажался по полной программе. Допускал ведь вариант, что «змеей» окажется кто-то из бойцов Хасана, но не стал их отрабатывать…
– Думал, что Хасан лучше отбирает людей, – вслух признал я свою оплошность. – Думал, среди них нет предателей и трусов, стреляющих в спину.
Джафар к тому времени опустился на камни рядом со мной, – осторожно, явно опасаясь удара
– Хорошо. Ты будэш знат, зачэм умыраэш. Шэст лэта назад в Карпатах ты убыл мнэ брата. Не родного, кровного. Вспомныш, как звалы – умрош бысрээ.
Он сделал паузу, словно и впрямь ждал, что я начну вспоминать имена убитых мною людей. Не дождался и вновь взялся за ворот. Посоветовал:
– Ты крычы. Сылно громко крычы. Мэншэ болно будэт.
И будто в ответ на его слова раздался громкий звук. Но отнюдь не крик. Джафар повернулся вполоборота, в глаза ему я взглянуть сейчас не мог, но хорошо разглядел отвисшую челюсть. Немудрено – теперь я мог видеть, чем он связал мои ноги. Причальным канатом, срезанным с лодки, не больше и не меньше. Канат мог выдержать подвешенного слона, держащего под мышками пару стегоцефалов пермского периода. Мог, но только что лопнул с громким звуком.
Длилась немая сцена очень недолго, долю секунды. Затем ноги мои разошлись и снова сошлись, – и Джафар оказался схвачен, сжат ими поперек груди. Приема такого нет, наверное, ни в одной школе единоборств… Какой толк изобретать приемы, которые нормальный человек провести не сумеет.
Ребра трещали. Джафар хрипел. Кровь хлынула у него изо рта.
Но все же он доказал, что Хасан подбирал крепких парней, бьющихся до конца. Его руки были притиснуты, придавлены к телу, – сумел-таки изогнуть сустав и всадил нож мне в бедро. Вернее, попытался всадить. Лезвие скрежетнуло о металл и остановилось. Я усилил хватку, нож звякнул о камни, голова Джафара бессильно повисла…
Ну, вот и всё… Я с трудом, неловко поднялся на ноги. Голова трещала, голова раскалывалась на куски, и каждый кусок продолжал нестерпимо болеть… Но боль медленно, постепенно стихала. Если не делать резких движений, возможно, и дойдет до терпимого уровня.
Снять наручники оказалось труднее, чем разорвать канат. Будь правая рука прикована ими, например, к батарее – порвал бы одним движением. Не наручники, так батарею. А так, скорее всего, сломаю себе левую руку…
Биомеханическая кисть руки хоть и выглядела в точности как самая обычная, но имела больше степеней свободы. Я сжал ее, чуть ли не свернув в трубочку, попытался протащить сквозь браслет. Вроде пошла… нет, все-таки застряла… ну тогда вот так… Я изо всех сил попытался растопырить пальцы. Крепкий сплав, однако…
Порвать браслет не удалось, у любых чудес, даже биомеханических, есть свои пределы. Не выдержала какая-то деталь внутри замка – короткий скрежет, и рука почувствовала свободу.
– Ты мог бы выступать в цирке с трюками в стиле Гудини, – послышался знакомый голос.
Я очень медленно обернулся, опасаясь расплескать болезненное содержимое своей многострадальной башки. В круг, очерченный стеной тумана, вплывал смутный призрак моей супруги.
– Могла бы и помочь, – сказал я, когда призрак окончательно материализовался.