Райдзин. Сияние

Делакруз Алекс

– Ангелина, оставайся на месте! – закричала Надежда. – Чтобы нам уйти отсюда, мне нужно…

Что нужно – Надежда договорить не успела. Демонесса оскалилась, глаза ее полыхнули багрянцем. Она взмахнула рукой, когти проскрежетали по невидимой пелене преграды. Причем скрежет раздался такой силы, что в голове раздался звон, заболели уши. И мне еще нормально – краем глаза я увидел, как пытающаяся подняться Ангелина падает обратно на землю, схватившись за уши и громко крича от боли.

Она ближе к демонессе. У нее сильнее восприимчивость, она острее чувствует магическое возмущение. В этот

момент снова вокруг появилась мглистая пелена – обернувшись, я увидел, что глаза Надежды снова стали абсолютно черными.

Похоже, она собиралась обратно. Демонесса ударила еще раз. Услышал, как Ангелина пронзительно визжит, краем глаза увидел, как у нее из-под ладоней хлынула кровь. Закричал от боли да Сильва, Магнуссон – он стоит за Ангелиной, вроде держится на ногах, готовится сражаться. Бертезен я не видел, голову в ее сторону не поворачивал. Смотрел на демонессу не отрывая взгляда. Она замахнулась – похоже, сейчас последует очередной удар, и Щит Давида перестанет существовать.

Очень долго замахивается, очень. Как будто не торопясь, в замедленном воспроизведении… а, нет, это для меня время ускорилось. Демонесса ударила, но опоздала буквально на мгновение – мглистая пелена заполонила все вокруг.

Снова мы оказались в состоянии невесомости в абсолютной тьме, и снова это продолжалось несколько секунд. Мы вернулись обратно, в наш мир, на арену школы «Аскольд».

Только вот здесь все обстояло плохо – магическая аура гремела так, что в ушах закладывало. Круг Стихий превратился в магическую мясорубку. Казалось, здесь искажается само пространство. Я почувствовал, как из меня словно вытягивает душу, меня буквально выжимало как простынь. Похоже, сейчас все будет плохо – подумал я.

Обернулся – Надежда сохраняла спокойствие.

За ее спиной увидел, как обелиски – один за другим, начали вспухать взрывами. Медленно, очень медленно – я сейчас находился в состоянии скольжения во времени, как было однажды в общении со странным незнакомцем. Только тогда время настолько ускорилось, что мгновенье буквально остановилось, сейчас же я видел все, как в очень замедленной съемке.

Не знаю, как и почему это произошло, но несколько секунд обычного течения времени я проживал уже долго, очень долго. Обелиски взрывались стихийным огнем, медленно-медленно вспухая выплеском стихийной силы. Щит Давида не поможет – я видел, как защитный конструкт сжимается, будто под прессом, как бугрится и ломается белый мрамор пола. Нас сейчас как под прессом сплющит.

Надежда на происходящее внимание не обращала. Она действовала: в два быстрых взмаха полоснула себе вдоль по запястьям, разрезая и рукава кителя, и кожу. Резанула не ножом, а удлинившимся бритвенно-острым ногтем. Из разрезанных вен хлынула кровь, но на белый мрамор она не падала – левитируя, формируясь в сотканные их крови кинжалы.

Шесть. Шесть кровавых клинков.

Я вдруг понял, что в моменте ускорившегося времени только мы вдвоем с Надеждой – остальные пятеро замерли, как в поставленной на паузе картинке фильма. Кричащий да Сильва, закрывающая окровавленными руками лицо Ангелина, испуганная Бертезен – она в момент ускорения времени резко обернулась, и сейчас ее волосы замерли, веером взметнувшись в воздухе.

Надежда, вокруг которой плелась тонкая кровавая сетка, вдруг закружилась, как балерина в пируэте – и одновременно с этим движением шесть кровавых клинков разлетелись по сторонам. Меня ударило в грудь, но грудную клетку не пробило – удар вышел сродни воздушному толчку.

В этот момент я услышал – скорее, даже не услышал, а почувствовал, пронзительный крик Надежды. Лицо ее исказилось от напряжения, клубящаяся под ногами Тьма вышла из-под контроля и расплавленным черным свинцом брызнула по сторонам, разлетаясь тягучими кляксами. Взрыв темной жидкости поглотил кавайную светлость – фигура княгини испарилась. Еще мгновенье – я видел контур тела, который почти сразу опал хлопьями черного пепла.

Гибель Надежды я наблюдал всего пару мгновений. После удара созданным ею кровавым клинком, серая пелена вокруг уплотнилась. Из мглистого ковра под ногами рванулись густые лоскуты тумана, поднимаясь выше и заполняя все вокруг, а я потерял опору под ногами и почувствовал, что куда-то лечу.

Лечу назад, спиной вперед.

Пространство вокруг закрутилось, и на несколько секунд я ощутил себя словно в центрифуге. В животе ухнул комок, по ощущениям я как будто в сорвавшемся с тросов лифте. Туман серой пелены прикрывал нас друг от друга, но звуки через него проходили, пусть и приглушенные, как сквозь вату. Время снова вернулось в привычную скорость – я слышу визг Ангелины и крики да Сильвы.

Продолжался этот полет-падение недолго, всего несколько мгновений, после чего я упал и покатился по земле. Сгруппировался, вскочил на ноги. Осмотрелся заполошно и понял – нахожусь в открытом амфитеатре школы «Аскольд». Круга Стихий здесь больше не было, а вот амфитеатр узнаваем.

Тихо вокруг, спокойно.

Тишину нарушал только долгий стон Ангелины – она лежит, подтянув ноги к груди и прислонив ладони к ушам. При этом кровь с ее рук и волос исчезла – отметил я машинально. Совершенно мимоходом, потому что уже осматривался вокруг и силился понять, куда мы попали.

Тихо вокруг и спокойно.

Как в могиле.

«Альбин?»

Ответа не последовало.

– А это мы где? – проговорил вскочивший на ноги да Сильва, как и я ошеломленно осматривающийся по сторонам.

Голос его звучит негромко, едва слышно. Ощущение, что у меня уши заложило.

На ногах только мы с ним вдвоем. Магнуссон лежит навзничь, только сейчас открыл глаза и пытается проморгаться. Бертезен стоит на четвереньках, на локтях, смотрит на окружающий мир сквозь локоны растрепанной прически.

– Где мы? – снова спросил да Сильва.

Он говорит громче, но голос слышен по-прежнему сквозь вату.

Бертезен поднялась на ноги, посмотрела на меня, на да Сильву.

– Рискну предположить, что мы в аду, – подрагивающим голосом произнесла она, снова глядя на меня.

Я смотрел по сторонам. На Бертезен не смотрел.

Никаких чужих эмоций я больше не ощущаю. Эмпатия пропала. Браслетов-негаторов на мне нет, но сосущее чувство пустоты от отсутствия силы ощущается крайне остро. При этом безо всякой эмпатии я осознал и понял, что приглушенный голос Бертезен дрожит не от волнения, а от испуга.