Райкины «пленники»
Шрифт:
– Теряться нечего, – сказал тот. – Пришьем сами.
Друзья вернулись в комнату. Они решили, что Боря станет пришивать пуговицы на брюках, а Лева – к пиджаку. Но в шкатулке нашлась только одна иголка. Борис оторвал от катушки нитку и подошел к лампе, висевшей над столом. Он слюнил нитку, разглаживал ее между пальцами, задерживал дыхание, но нитка не лезла в ушко иголки. Стоя возле него, Лева советовал:
– Не волнуйся! Возьми себя в руки и не нервничай. Ты волнуешься – и ничего не выходит.
Борис наконец рассвирепел.
– На!
Тот рассмотрел как следует нитку и заявил, что она чересчур толста. Боря достал другую нитку. Она, правда, была розовая, но зато ее быстро продели в ушко. Лева посмотрел на часы.
– Семь минут прошло, – сказал он.
Пришивая пуговицу, Боря пять раз уколол себе палец и четыре раза порвал нитку.
– А теперь четыре минуты прошло, – сказал Лева, разглядывая его работу. – Гм!.. Ты волнуешься и не туда пришил.
– Чего ты мелешь… «не туда»! Где не туда?
– Вот видишь, где петля, а где пуговица!
Лева отпорол пуговицу и взялся пришивать ее сам. Он работал с большим самообладанием, пришил пуговицу правильно и затратил восемь минут. После этого он встал со стула и размеренными шагами прошелся по комнате.
– Безнадежно, – сказал он.
– Ничего не безнадежно! – отозвался Борис. – У нас целый час времени.
Лева пожал плечами:
– Простая арифметика! Времени – час. От тебя до профессора – пятнадцать минут. От профессора до школы – столько же… На одну штуку мы затратили… семь плюс четыре и плюс восемь… затратили девятнадцать минут… Теперь, конечно, дело пойдет быстрее. Натренировались. Считай – по пятнадцати минут. На брюках их пять, а на пиджаке – четыре. Простой расчет!..
Вторые Борины брюки мать распорола для перелицовки. Были у него еще одни, но все в заплатах. Боря пришел в страшную ярость. Он кричал, что сегодня же оторвет Раисе уши, что отныне не скажет с ней ни слова и что, если родители не перевоспитают ее немедленно, он уйдет из дому.
– Криками не поможешь, – сказал Лева. – Возьми себя в руки и пойди поговори. Подействуй на нее силой убеждения.
Товарищи снова очутились в кухне. Боря заговорил негромко и очень сдержанно.
– Рая! Раиса, ты слышишь?
– Ну? – ответили из-за двери.
– Раиса, вот что я тебе скажу: я тебя, так и быть, выпущу, но чтобы это было в последний раз! Понимаешь?
– Понимаю. А я не выйду.
Боря вздохнул, подтянул трусы и продолжал уже совсем кротко:
– Рая, послушай-ка, ты ведь не маленькая, так? Мне нужно скоро уходить, а…
– И уходи. Кто тебя держит?
Лева заглянул в замочную скважину и сказал убедительным тоном:
– Рая, нужно все-таки сознавать! У Бориса очень важное дело.
– Котлеты тоже важное дело. Отец придет с работы – что он будет есть?
Семиклассники помолчали
– Глупо! – тихо сказал Лева.
– Что – глупо? – так же тихо сказал Борис.
– К чему ты затеял всю эту возню? Провернул бы мясо – и дело с концом!
Борис долго грыз ноготь на большом пальце, потом открыл щеколду:
– Ну ладно, Райка! Выходи. Мы провернем.
– Нет, вы сначала проверните и покажите мне. Я встану на умывальник и посмотрю в окно.
Под потолком в стене ванной было застекленное окно. Напрасно товарищи упрашивали Раису выйти немедленно, говоря, что этак она не успеет пришить пуговицы. Рая стояла на своем. Делать было нечего! Два авторитетных члена краеведческого кружка покорились. Мясорубка была неисправная и очень тугая, но Боря вертел ее с такой быстротой, что килограмм говядины очень скоро превратился в фарш. Лицо Бориса блестело от пота, но голос его стал по-прежнему строгим, когда он заговорил:
– Вот тебе мясо. Кончай эти штучки и выходи!
В ванной послышался какой-то шорох: это Раиса лезла на умывальник. Скоро ее голова показалась за стеклом окна.
– Вот! – сказала она. – И стоило из-за этого столько спорить!
– Хватит болтать! Выходи!
Но Рая не вышла.
– Погодите, – сказала она. – Я с вами потеряла много времени, а мне нужно еще снять белье с чердака. Пойдите на чердак и снимите.
Боря чуть не уронил тарелку с фаршем.
– Издеваешься! – сказал Лева.
– Раиса!.. Ты эти штучки брось, ты меня знаешь! Лучше брось!
– Вовсе я не издеваюсь. Мне одной раза четыре пришлось бы на чердак подниматься, а вы вдвоем сразу все белье унесете. А я буду обед готовить.
Борису очень хотелось плюнуть на все и взять Раису измором, проучить хорошенько эту девчонку. Но он подумал, как будет глупо, если он не попадет к профессору и на заседание кружка. И из-за чего! Из-за каких-то пуговиц и упрямой сестренки!
Кончилось дело тем, что они с Левой отправились на чердак, принесли оттуда белье и показали его Раисе.
Краеведы слышали, как она спрыгнула с умывальника.
– Увидишь, – шепнул Борис товарищу, – только пришьет пуговицы, все уши оторву! – Он посмотрел на дверь и сказал громко: – Ну, Раиса!
– А теперь… теперь самое последнее, – решительно заговорила Рая. – Теперь знаете что? Теперь повторяйте оба вместе: «Мы даем честное пионерское слово, что даже пальцем не тронем Раю, когда она выйдет из ванной».
Повторять эту фразу было для краеведов труднее всего. Но они все же повторили ее замогильными голосами.
Щелкнула задвижка, дверь открылась, и Рая быстро прошла мимо краеведов.
Через пятнадцать минут друзья вышли из дому. За всю дорогу они не сказали ни слова, и на бурном заседании краеведческого кружка оба хранили угрюмое молчание.