Райская машина
Шрифт:
Молодая аудитория дружно покинула автобус на платформе «Студенческая», как я и предполагал. На прощание мне желали всяческих благ, уверяли, что «все там будем», а наглая брюнетка-запорожец ошеломительно и нежно поцеловала в губы, и оказался я вполне живой и адекватный в реакциях…
– Хош, – сказал водитель. – Спокойно обошлось, не как в тот раз… Спасибо, Достигай, ты настоящий дивона.
Я вспомнил, что «дивона» – это такой среднеазиатский фрик, дервиш, одержимый.
– А как было в тот раз? – спросил я, потому что нынче годилась мне любая информация.
– Тоже была старая, да, – сказал лысый водитель. – Тоже вот так же нагрубила молодёжи. Ну, её и это… оптимизировали. Девчонки, да! А бабушку на остановке встречали внуки – один с битой, другой с вот таким пчаком… Павлодарские же! Всех положили! Когда черти приехали, осталось им только пластиковые мешки таскать. Меня хозяин на премию наказал, да… А сам оружие не выдаёт на таком гнилом маршруте, шакал!
Я содрогнулся. Неужели правда?
– Помню, – подтвердила Арина Геннадьевна. – Помстили парнишечки за Аникееву Надю! Вот где правильное воспитание! Ровесница мне была, да не дожилось ей до Химэя… Пошли, что ли?
Киджана безмолвно последовал за нами. Я вопросительно глянул на лайбона – мол, не в тягость ли ему меня сопровождать?
Лайбон погрустнел.
– Коллега, – сказал он. – Некуда идти. В здешнем Доме Африки надо мной смеются даже презренные нилоты…
– С чего? – спросил я.
– Я потерял по дороге свой народ, – потупился Киджана. – Забыл номер поезда… Это большая история!
– Расскажешь, – я махнул рукой. – Я вот тоже, можно сказать, потерял свой народ…
Ну да, ну да. Вечно меня кто-нибудь спасает и телохранит. Пропал Панин – появился из сердца чёрной Африки Киджана. Свято место пусто не бывает. Не успела доярка сойти с трибуны, как на неё залез председатель колхоза…
– Идём, идём, – торопила бабушка. – Чтобы Достигшего по дороге соседи не перехватили…
Жило семейство моей благодетельницы в обычной трёхкомнатной хрущёвке на пятом этаже. Видимо, в этом доме держала шишку именно Арина Геннадьевна, коли без колебаний притащила двух здоровых чужих мужиков туда, где и без них-то было не повернуться. И никаким конфликтом поколений здесь не пахло…
– Это доча моя, Пана, – стала бабушка перечислять домочадцев, – это зять мой, Трегубов Борюшка, у него условно-досрочное, а вот и внучата, как-то: Викторушка, Эдик, Анжела, Кристина и младшенький Володенька… Дед! – внезапно взвизгнула она. – Дед Арефа! Выползай – я живого Достигая привела! Может, его хоть послушаешься!
Пана была крупная блондинка, не в мамашу, Борюшка тщедушен и очкаст, дети с привычными мне уже причёсками размещались в диапазоне от пятнадцати до трёх лет. Все Звонарёвы-Трегубовы почему-то были одеты в одинаковые, некогда чёрные футболки с рисунком, на котором Человек-Звезда в противогазе боролся с Человеком-Скунсом из голливудского фильма.
До нашего прихода семейство, видимо, смотрело телевизор – модель новая, мне незнакомая и не по обстановке дорогая: плоский экран занимал чуть не половину стены. На экране явно шли новости, и мне очень хотелось их послушать, но звук был приглушённый. Другую стену украшал древний плюшевый ковёр, сине-бежевый, с оленями у озера. Я таких ковров уже сто лет не видел… На третьей стене свисали с гвоздиков чвели, напоминая жетоны на заводской проходной. Над чвелями печальный взор бросал на нас Бодаэрмон-Тирза, под ним горела крошечная неоновая лампадка…
Звонарёвы-Трегубовы вскочили, словно к ним с ордером нагрянули, и дружно воскликнули: «Алала!»
– Что же вы, мама, не позвонили? – укоризненно сказал зять Борюшка. – Мы бы хоть убрались…
– Ага, чтобы на узле связи подслушали и Достигаюшку перехватили? – спросила старуха.
– Да кому мы нужны – подслушивать? – сказала дочь Пана и стала как-то очень уж пристально рассматривать кожаный передничек Киджаны.
– Кому надо – тому и нужны, – зловеще сказала бабушка. – На узле связи сегодня Лялька Фамусова дежурит из пятьдесят восьмой…
При упоминании Ляльки возмущённо загалдели даже молчавшие дотоле дети. Чаще всего звучало слово «сука». Но чем именно грозило это сучье дежурство, я так и не узнал.
Видимо, Достигшими здесь «угощали» общество – словно в салоне Анны Павловны Шерер: «Э бьен, мон принс…»
– Достигшего Лёня зовут, – объявила бабушка. – А чёренький у его этот… охранник…
Тут детей прорвало. Они бросились ко мне, словно к любимому дядюшке с подарками, чуть не задавили в объятиях, засыпали кучей вопросов на тему таинственного Химэя – как там да что там… Только малолетний Володенька вёл себя как нормальный пацан: принялся отбирать у Киджаны «взаправдашнее копьё».
– Правительство Израиля объявило, что в будущем году снова намерено делегировать свою квоту возврата палестинцам, – неожиданно объявил о себе телевизор. У кого из семейства был в руках пульт, я так и не разглядел. – Премьер-министр Израиля Шломо Поляков заявил, что неоплатный долг…
– Во придурки, – сказал старший мальчик. – А ещё говорят – евреи умные… Они типа Бриарея дожидаются!
– Выключи сейчас же! – воскликнула Арина Геннадьевна. – Тут живой Достигший, а ты со своим теликом…
Мальчик подчинился, но заканючил:
– Ага, сейчас «Дубуны клана Толо» будут…
– Вот тебе дядя Достигай и расскажет про клан Толо, – кивнула на меня бабушка. – Свидетельство – не адаптики московские…
Старшенький принял какую-то странную позу и выкрикнул:
– Толо никому не причиняют зла, но смерть и горе тем, кто помешает нам творить добро!
– Набегаешься ещё по тем дубунам… – печально сказал зять Борюшка. – Мама, вы бы усадили гостей! Я сейчас на стол накрою!
Кажется, день кончался. А ведь это ещё был не самый длинный день в году!
2
И в области райской я буду печально
О прежнем погибшем блаженстве мечтать.
…Дожди кончились только вместе с летом.
Таня и Мерлин стали меньше разговаривать – часами слушали музыку или смотрели старые сентиментальные фильмы вроде «Касабланки» или «Моста Ватерлоо».
Таня всё чаще вспоминала своих подопечных. Вот уж о них она могла рассказывать часами, но Мерлин старался не слушать. Чем больше она говорила, тем более раздражали его несчастные дети.