Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
— Ты любишь недостаточно сильно, чтобы довериться мне и выйти за меня замуж. Что же мне остается? Ты подумала об этом? Ты вообще когда-нибудь думала о том, каково мне? — Он потянулся за пиджаком, не сводя с нее тяжелого взгляда. — Так ты говоришь, Анжелика вернулась в Багни?
— Лео, прошу тебя!
Он неожиданно сделал шаг вперед, схватил ее за запястье и сжал с такой силой, что у нее на глаза навернулись слезы. Понимая, что причиняет ей боль, он по-прежнему крепко держал ее руку.
— Я знаю, где мне будут рады, — медленно сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И знаю, где
Она открыла рот, чтобы ответить «да». Все, что угодно! Все, что угодно, лишь бы только удержать его, не дать уйти к той женщине. Но слова Мерайи «Не выходи за него, детка. Обещай мне» колокольным набатом отозвались в ее сознании. Движимая неведомой силой, которой не могла противостоять, она сказала:
— Если хочешь, уходи. Я не стану умолять тебя остаться. — Слезы ручьем бежали по ее щекам. — Уходи. Если это должно случиться, то лучше скорее. Иди к Анжелике. Она моложе, красивее, мужчинам нравятся такие… Ты ей нужен.
Рука на запястье сжалась еще крепче.
— А тебе?
— Мне тоже, — выдохнула она, рыдая, но ее слезы не производили на него никакого впечатления. — Ты знаешь…
— Сомневаюсь, — возразил он, продолжая покачивать головой. Затем очень осторожно отпустил ее руку и отступил назад, покачивая головой. — Сомневаюсь, любимая…
Потирая рукой ноющее от боли и покрывшееся кровоподтеками запястье, она смотрела, как он уходит. Потом услышала, как он сбежал вниз по лестнице, а через несколько мгновений послышались его шаги в холле. Она не верила, до самого конца не верила, что он уходит от нее. Вопреки всему она надеялась, что он не уйдет. Не сможет же он уйти, оставив ее в слезах и не сказав ей ни слова на прощание?
Как бы в ответ на немой вопрос хлопнула входная дверь.
Из окна она увидела, как он с маленьким чемоданом в руке удаляется по дороге. Слезы застилали ей глаза, но она все смотрела на дорогу до тех пор, пока он не исчез за деревьями.
Глава двенадцатая
Она сказала себе, что на этот раз не будет переживать. Она часто говорила себе это. Она сумеет все преодолеть и оправится после этой потери. У нее было все, о чем она мечтала — дом, сад, свобода. Но часто, слишком часто ей приходилось напоминать себе об этом.
Как и прежде боль утраты была невыносима. Ока жаждала его, изо всех сил стремилась к нему. Ей так не хватало его — в доме, за столом, в постели. О, боже, особенно в постели!
Куда он мог уйти, с кем мог быть сейчас? Она просто не могла больше об этом думать. Кэрри старалась не вспоминать их последнюю ссору и последовавший за ней разрыв. Малейшее воспоминание о ней вызывало в душе горечь и боль и кончалось всегда одинаково — слезами. Лео был не из тех мужчин, которые долго могут жить без женщин, а Анжелика была необыкновенно красива.
«Ну и пусть! Пусть остается с ней, — упрямо твердила себе Кэрри. — Мне без него намного лучше.»
Иногда ей почти удавалось убедить себя в этом. Как ни любила его Кэрри, как ни тосковала по его ласкам, как ни нуждалась в его умении разжечь в ней огонь желания и утолить ею,
Долгие часы Кэрри проводила в саду, работая от темна и до темна, занимаясь тяжелой мужской работой, сознательно изнуряя себя, чтобы потом свалиться без сил и уснуть хотя бы на пару часов. Ее молодые работники были искренне озабочены непонятным рвением своей хозяйки. «Сеньора не должна поднимать тяжелые камни, таскать бревна, копать каменистую почву. Сеньора не должна быть так долго на солнце.» Но сеньора только качала головой, с улыбкой благодаря их за заботу, и не обращала внимания на советы. Сеньора испортила себе руки и надорвала спину. Сеньора обгорела под палящими лучами солнца, а когда наступали сумерки, засиживалась допоздна при свете лампы, изучая бабушкины планы переустройства сада и делая пометки.
Но несмотря на усталость, Кэрри спала лишь по два-три часа в сутки. Она похудела и осунулась.
Фактически превратив себя в затворницу, Кэрри совсем перестала появляться в Багни. С одной стороны — ей было бы нестерпимо видеть Лео и Анжелику вместе, с другой — все деревни похожи одна на другую, когда дело касается сплетен и пересудов. Ей пришлось бы ловить на себе понимающие и сочувствующие взгляды. Кэрри всячески стремилась избежать этого. За продуктами теперь ходила Изабелла, она же навещала Мерайю, передавая от Кэрри небольшие подарки или деньги. Если Мерайя и просила что-нибудь передать ей на словах, Кэрри никогда об этом не слышала, поскольку Изабелла не говорила по-английски, а Мерайя не умела писать.
В первые две недели после ухода Лео дважды наведывалась Мэри Уэббер. И в обоих случаях Кэрри панически спасалась бегством, скрываясь от нее в саду. Изабелла отвечала, что хозяйки нет дома. К огромному облегчению Кэрри, у этой женщины хватило ума понять намек, и больше она не появлялась.
Прошло пять невыносимо долгих недель. Пять недель, в течение которых она пыталась примириться с мыслью, что никогда больше не увидит Лео.
Однажды Кэрри, взмокшая от работы в саду, вошла в дом выпить чашку чая и увидела на кухонном столе аккуратно сложенную записку.
Почерк Лео. Она узнала бы его везде.
Она стояла некоторое время, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, и глядела на клочок бумаги, прежде чем протянула к нему исцарапанную, грязную руку. Записка была короткой и грубой.
«Я в Сан-Марко. Если хочешь меня, приходи. Буду ждать до вечера. Не позже.»
Она подняла голову. Если хочешь меня, приходи.
Потом рухнула на стул и закрыла лицо руками.
Если хочешь меня, приходи.