Раз Кощей, два Кощей
Шрифт:
Зато повстречался ему в его поисках Соломон Давидович Гольдман, адвокат. Соломон Давидович высказал недоумение беспочвенными поисками добропорядочного и законопослушного гражданина Ферапонта, который, как известно, никаких действий против Серебрянского не предпринимал, да и вообще, как многократно слышали многие свидетели от самого Серебрянского, не был с Серебрянским даже знаком. Возможно, Серебрянский и не осознанно пытается опорочить доброе имя Ферапонта, а просто заблуждается и путает его с кем-нибудь другим, что вовсе не мудрено, ввиду плохого зрения Серебрянского в связи с некоторой отечностью его глаз, в простонародье называемого фингалами под оба глаза. К тому же совершенно случайно у Соломона Давидовича оказались свидетельские показания шестерых уважаемых граждан, которые в момент происходящих с Серебрянским прискорбных событий видели гражданина Ферапонта в трактире «У каменной чаши». И сидел там Ферапонт мирно за столом, благопристойно пил кефир и внимательно читал книжку местного автора Павла Петровича Бажова про непростую жизнь рудничных работных.
Иван Порфирьевич принял к сведению
Тут я очнулся от воспоминаний полугодичной давности, огляделся внимательным образом и понял-таки, куда мы направляемся. А направлялись мы к скале под названием Дыроватый Камень. Называлась так скала, потому что на вершине ее было сквозное овальное отверстие, сквозь которое мог свободно пролезть взрослый мужчина даже и совсем не хилого сложения. Это я могу сказать со всей ответственностью, потому как я сложения вовсе не хилого и в отверстие это лазил. Просто из любопытства. С одной стороны горы есть к этому отверстию вполне себе пологий подход. А как вылезешь с другой стороны, то очутишься на узеньком таком карнизике, который круто обрывается вниз саженей на двадцать. И хоть место вроде диковинное, да только никто особенно туда и не ходит, разве только вот как я – один раз залез, посмотрел и больше не тянет снова туда залазить. Да и слушок какой то нехороший про место это как бы ходит. Вроде бы когда-то, с кем-то, что-то такое здесь приключилось, и с тех пор его, этого кого-то, никто никогда не видел, впрочем, ничего конкретного и никаких имен опять же никто и опять же никогда не называл. Но слушок ходит. Вид с карнизика, конечно, открывается красивый, но и только, больше ничего интересного там никогда не было. Хотя нет, малинник там неплохой между покосом на большой поляне перед скалой и самой скалой. Но Ферапонт особо ягодой, тем более малиной, вообще-то никогда не интересовался. Его в лесу всегда интересовало что-нибудь более существенное, то, что можно сварить или поджарить на костре, или запечь на угольях. Тут я вначале решил, что мне померещился запах кострового дымка на почве собственных размышлений и наступлением времени, когда добрые люди, как бы они не торопились, должны делать перерыв в делах и заниматься обедом. Но чем ближе подходили мы к Дыроватому Камню, тем сильнее припахивало дымком. И даже начал примешиваться запах еще чего-то хорошего и приятного, пробуждающий детские воспоминания о горячих оладьях, сметане и кружке свежего молока. Но тут в животе у меня как-то уж слишком обличительно заурчало, и очарование воспоминаний сразу исчезло, осталось только желание чего-нибудь съесть. Тропинка, по которой мы шли, выскочила из леса и влилась в старую зарастающую кустарником дорогу. Вернее, это я помнил, что дорога должна была быть старой и зарастающей, а на деле дорога оказалась совершенно неожиданно наезженной и натоптанной, словно по ней прошлась целая армия с обозом. Ферапонта это, кстати, совершенно не смутило, он, как ни в чем не бывало, не снижая темпа, пошагал по дороге, уверенно обходя взбаламученные лужи, встречающиеся по пути. Ну, и я, ни о чем не спрашивая и не удивляясь, пошел за ним следом. И минут так через пять мы уже выходили на поляну перед скалой Дыроватый Камень. И здесь я в очередной раз убедился, насколько я бываю прозорлив и дальновиден в своих суждениях. Именно, что армия и притом с обозом. Понятно, что не сама армия поротно и повзводно, со знаменами, барабаном, веселыми маркитантками и генералом впереди на белом коне, а армия всякого разного народа. Вдоль дороги стояли разного рода телеги, волокуши и новомодные самодвижущие механизмы. На поляне стояли цветные шатры, палатки, шалаши, юрты, чумы и даже, как мне показалось, заморский вигвам. Дымили костры, где-то довольно мелодично звенела гитара, деловито ходили между времянками разномастно одетые люди. Кто-то только ставил свой шатер, а кто-то уже сворачивался. В общем, никакого покоса не осталось, пропал покос, всю траву вытоптали или помяли. На ближнем к скале краю поляны на недавно вкопанном в землю столбе висел транспарант с надписью "Таможня". На противоположном краю поляны висели два указателя с буквами «М» и «Ж». Вообще-то, все это походило на ярмарку, которую обычно устраивают на праздник. Там тоже всегда много народу, стоят торговые и развлекательные шатры, играет музыка, ходят ряженые и пекут блины. Музыки здесь, правда, не было слышно, и не прогуливались женщины в праздничных нарядах, зато мужики, сидящие возле своих временных жилищ, вполне годились на роль ряженых из-за своей разномастной одежды. И еще, здесь тоже пекли блины. И судя по запаху, это были хорошие, просто очень хорошие и правильные блины. Очень даже пригодные для обеденного поедания блины.
– Ферапонт, смотри-ка, блины пекут. – Ненавязчиво намекнул я Ферапонту на обеденное время. – Блинная то одна, уж там наверняка много чего знают о том, что же здесь творится.
– Верно мыслишь, Ваня, хотя и, сдается мне, что думаешь ты сейчас не о том, что происходит вокруг, а о том, что происходит внутри тебя, но все равно, правильно.
И пошли мы прямо на середину поляны, туда, откуда доносился до нас запах подогретого масла и поджаренных блинов. За дощатым прилавком стояла румяная девица в белом поварском халате и с белой поварской шапкой на голове. Слева от нее виднелась переносная чугунная печка, на которой стояли две чугунные же сковородки.
За ее спиной со скучающим видом стояли два здоровенных бородатых мужика, одинаково одетых, вроде как прислуга, только при таких разбойных рожах как у них, все желающие поесть блинов, имея определенную осмотрительность и приобретенную в жизни осторожность, должны были бы скоропостижно терять аппетит и обходить это заведение дальней стороной. Вполне возможно, что и обходят, иначе чего бы это у прилавка только мы с Ферапонтом и стоим?
Я на всякий случай внимательно так мужиков этих оглядел, особо отметив короткие, но увесистые дубинки у них на поясе, внимательно, но ненавязчиво осмотрел пригожую девицу за прилавком и тоскливо уставился на пустые сковороды.
– Что желают новоприбывшие странники? – приветливо улыбнулась девица и тонким пальчиком, с надетым на него перстеньком, подоткнула под поварскую шапку, вылезший было завиток светлых волос.
– Блинков бы поесть, – вздохнул я и снова грустно посмотрел на незаполненные сковороды.
Ферапонт скинул рюкзак, снял картуз, основательно так взгромоздился на стоящую возле прилавка березовую чурку и улыбнулся девице своей особой улыбкой.
– Нам блинов и чаю с молоком.
– С вас рубль – озвучила девица несусветную цену и быстро разлила по сковородкам жидкое тесто. Сковородки дружно зашумели и распространили по округе манящий запах вкусности и радости. Ферапонт, не торгуясь, вынул из кармана блестящий серебряный рубль и катнул его по стойке к девице. Та почти незаметным движением подхватила монету и небрежно бросила куда-то под прилавок, где он издал приятный звон, столкнувшись со своими серебряными собратьями.
– Блины будете с маслом или сметаной?
– И с медом тоже, если можно, и мне молоко, но без чая – быстро уточнил я, усаживаясь на другой березовый чурбан. Рюкзак свой я успел пристроить вместе с Ферапонтовым, но тульское ружьецо прислонил к стойке, чтоб оно было рядом, под рукой. Девица выдала нам по простому влажному рушнику для протирки рук, и пока мы вытирали руки, перед каждым из нас возникла глиняная тарелка с парой горячих блинов, появились блюдца с растопленным сливочным маслом, со сметаной и с медом, деревянные ложки и кружки. У Ферапонта с забеленным горячим чаем, а у меня с прохладным молоком. Мы с Ферапонтом уважительно так поглядели на бойкую девицу и придвинули тарелки к себе поближе. Несколько минут шло тихое молчаливое соревнование между девицей и нами по готовке и поеданию блинов. Девица не делая ни одного лишнего движения, разливала тесто, стремительно переворачивала блины и, сняв их со сковородок, ловко складывала пополам и перебрасывала на наши тарелки. Мы с Ферапонтом подхватывали горячие хрустящие блины, макали их в сметану или масло, а то и в тягучий мед и быстро поедали, успевая при этом хлебнуть из кружек. Но как только был проглочен последний блинный кусочек, на наши тарелки тут же ложился новый горячий блин. Сложилось хрупкое равновесие, но тут я чуть-чуть ускорился, к тому же у меня кончилось молоко, и я со стуком поставил пустую кружку перед девицей. Пришлось ей немного отвлечься от выпечки блинов, чтобы достать из под прилавка кувшин и наполнить из него мою кружку молоком. Кувшин после этого она, предусмотрительно убирать со стойки уже не стала. К тому же дрова в печке стали прогорать и девица, не оборачиваясь, взмахнула левой рукой и повелительно ткнула пальчиком в печку. Перстенек задорно сверкнул на пальчике желтоватым огоньком, а мужики за ее спиной, до этого с интересом глазевшие на наше соревнование, разом сорвались с места. Один быстро начал подносить мелко колотые дрова, а другой, опустившись на колени, принимал дрова и старательно заполнял ими печь. Печка довольно загудела, мужики заняли прежнее положение, а мы с Ферапонтом получили короткую передышку, которой я и решил воспользоваться и кое-что уточнить для себя.
– И как это у тебя так ладно с блинами получается? Я вот, как ни пытался, так и не смог ни разу правильно приготовить блины, не получаются и все тут.
– Что ж тут сложного-то? Разливаешь тесто по сковороде ровненько и никаких сложностей.
Девица перекинула нам на тарелки по блину и наглядно продемонстрировала, как надо разливать тесто. Я свернул блин в трубочку, макнул его в сметану и согласно покивал головой.
– Это все правильно. Только у меня они при этом к сковороде липнут и нипочем не хотят целиком отлипать.
– Так сковороду надо ж смазывать маслом-то.
– Да как же, конечно, смазывал. И подсолнечным маслом, и сливочным и заморским оливковым. И салом пробовал, и топленым жиром, ничего не помогает – прилипают и все.
Девица нахмурилась, ловко перевернула блины и с сомнением посмотрела на мою пустую тарелку.
– Может сковородка у тебя не правильная была или ты ее не чистил перед употреблением?
– Всякие сковородки пробовал, и чугунные, и стальные и со специальным покрытием. И с солью их прокаливал, и луковицей протирал, все одно прилипают.
– Так ты что, все тесто так впустую и изводишь?
Девица перекинула мне на тарелку оба блина, полностью пригнорировав тарелку Ферапонта.
Я с благодарностью улыбнулся и щедро полил блины маслом и медом.
– Нет, зачем впустую. Коли блины не идут, перевожу тесто в оладышное, а вот с оладьями у меня уже никаких проблем не бывает.
– Могу подтвердить, – быстро встрял в разговор Ферапонт.
– Оладьи у Вани всегда отличные. Его, кстати, зовут Иваном. А мое имя Ферро Понт.