Шрифт:
Annotation
А иногда, говорят, под новый год чудеса происходят. Нет, происходят-то они постоянно, просто праздничные дни часто становятся свидетелями необычайных происшествий.
Матильда
Матильда
Раз под новый год...
– Вот, Санька, смотри и учись, как надо делать. На века! Не то, что эти скворечники нынешние - ни себе ни людям... Смарт-квартира, - передразнил он кого-то тонким голосом, - выбор современной молодёжи... Тьфу! Дрянь, а не жильё.
– Ага, - буркнул тощий подросток, не отрываясь от экрана нового телефона.
– Ничего, выйду на пенсию - заживем. Да, Маш?
Очень худая - птичьи косточки выпирали из-под кожи, светлая и какая-то тусклая женщина не ответила. Она читала, полностью погрузившись в книгу.
Сема оглядел своё семейство и вздохнул. Нашёл же жену, немочь бледную! И винить некого - сам выбрал. Сын в неё удался, не воронцовской породы: у них в роду все жгучие брюнеты, смуглокожие, яркоглазые, крепкие, как боровики после дождя, - ничего не боятся. А эти... пропадут без него. Почувствовав прилив гордости, Сема продолжил говорить:
– Уедем мы с тобой на дачу, пчелок заведем. Оранжерею тебе построим, чтоб и зимой цветы были, а то как же ты без зелени? А летом на речку будем ходить, купаться, рыбку ловить.
Он даже причмокнул, представив, как все хорошо устроится. На секунду ведь отвлекся, а чуть не пропустил поворот к дому. Пять минут - и машина притормозила у ворот, загудела нетерпеливо.
Отец сбежал с крыльца без куртки, в тапочках прошёл по утоптанной дорожке и загремел замками.
Нагрузив своих шелестящими пакетами, свертками и коробочками, Сема обнял отца и принялся отчитывать.
– Бать, ну чего это ты удумал? Куда босой выскочил?
– Сына встречать, - ухмыльнулся Павел Семенович.
– Ты ж будто дорогу забыл - только по праздникам и приезжаешь.
– Работа же...
– Работа-фуёта. Пошли, мамка тебя заждалась.
Не успел Сема и разуться - лишь присел на скамеечку, уперся в обшитую деревянными панелями стену, - как смерчем налетела младшая сестра. Обцеловала, обняла и плюхнулась рядом.
– Ну как ты, Сима?
– Под бровями вразлет посверкивают лукавые глаза, высматривают всё, что прячется на самом донышке души.
– Устал, - сознался он.
– Очень.
– Отдохнешь, - заверила Ирина.
– У тебя новогодних две недели?
– Не, до рождества. А мои могут остаться и до четырнадцатого. Не обидите?
Сестра улыбнулась криво.
– А ты как, юла? Скоро замуж пойдешь?
– Мой жених еще под стол пешком ходит, - блеснули влажно острые зубки.
– Так что я птица вольная.
– Ну ты там это... края знай, птица, - нахмурился Сема. Сестру он все детство за собой таскал, потому и сейчас считал себя в ответе за мелкую бестолочь.
– Не была, не участвовала, не привлекалась!
Дверь хлопнула, в проем выглянула вихрастая голова сына.
– Па, тебя бабушка зовет. Привет, теть Ира.
– Какая я тебе тетя? Ира!
– Ок, теть Ира, - съязвил мальчишка и протопал вглубь дома.
Сема потянулся, похрустел шеей и встал. Ира проскользнула в дверь раньше него и сейчас - из глубины дома доносился голос - шутливо ругала племянника.
Кухонный жар сбивал с ног неподготовленного человека, но он-то привычный - до иркиного взросления кто матери помогал? Мама хлопотала у плиты, деловито командуя невесткой. Высокая, статная - веселенький фартук опоясывает все еще крепкую фигуру, - в черных волосах всего одна седая прядь. Сестра похожа на нее во всем.
– А-а, дождалась блудного сына. Маш, посоли фарш!
– Я солила, Светлана Сергеевна.
– Так пробуй, что ты на него смотришь, - махнула ложкой, как царица.
– И зови меня мама. Семушка, иди сюда, гляну хоть, как за тобой жена ухаживает.
Его схватили за руку и подвели к окну. Мама стояла вровень с ним - глаза в глаза. Нахмурилась, отчего между бровями залегли глубокие складки, покачала головой.
– Опять болеешь?
– Да немного совсем, прихватило живот.
– Она всегда знала, когда ему бывало плохо. Или когда он врал, что весьма затрудняло жизнь ребенку.
– Ох, Машка, запустила ты мужа. Иди сюда. Иди. Да брось ты тот фарш!
Жена встала одним движением, так что он вновь - как и в первый раз - залюбовался ею.
– Смотри в глаза. Видишь?
– Что?
– У Маши глаза не такие, как у мамы или отца. Они у нее прозрачные, льдисто-голубые, прохладные.
– Ну вот же, вот. Смотри, - его голову повернули к свету, к окну, - белки отливают желтым. Болеет.
– Я запишу его к врачу.
– Врачу, - фыркнула мама.
– Ир! Ирка, иди сюда!
В коридоре загрохотало, кто-то тоненько пискнул и засмеялся - Санька небось с тёткой чудит. Вот уж парочка - малой и дурной!