Раз под новый год...
Шрифт:
– Тут я, - сказала Ирка. Оперлась о косяк, приглаживает волосы. Ну точно! Опять с племянником что-то учудила.
– Присмотри за курицей, я брата твоего полечу. А то врачи эти... Не верю я им. Легче лёгкого же спихнуть человека на чужие руки, - подпустила шпильку.
– А ты возьми и сама помоги.
– Ой, мам, не начинай, - закатила глаза сестра.
– Ма, да у меня все прошло, я здоров как бык.
Упираться
– Ну разве это так тяжело - мужу помочь?
– тихо бормотала мама, доставая из буфета бутылочки и склянки.
– И может ведь, может. Но нет! К врачу! Будто тому врачу Семушка интересен, у него таких за день - сотня. Сердце каменное!
– Чего ворчишь опять?
– зевнул отец.
– А как не ворчать? Сын больной, а жене побоку.
– Не больной я!
– Конечно, не больной. Ща мы по сто грамм моей наливки попробуем - всё пройдет.
– Увижу бутылку - прокляну, - сузила мать глаза. Отмерила в стакан воды на глаз, накапала чего-то пахучего и велела: - Пей. До дна, чтоб и капли не осталось.
Он проглотил горькое тягучее питье, в животе тут же заурчало.
– Ну хоть бутербродов нам дай! До полуночи, что ли, голодать?
– Сиди, Семушка, отдыхай. А ты, - снова сузила глаза мама, - и не думай!
– Я и не думаю, - честным голосом ответил отец.
– Вообще. Вот как женился - так и отрезало.
Телевизор тихо напевал старые мелодии, бутерброды, принесенные сыном, заветривались, а Сема блаженствовал. Дома отступали все тревоги. Он задремал и не видел, как отец, воровато оглядываясь, достал наливку. Сладкая, вишневая - пьешь как воду, веселеешь, а на ноги встать не можешь.
– Будешь?
Рюмочка небольшая, искрится алым. Сема зевнул протяжно, сладко да и согласился.
На кухне шумели голоса женские: то тихо, то взлетая вверх. Санька заглянул, когда стемнело. Приткнулся рядом - кости острые, торчат со всех сторон, - кивнул на следы преступления:
– Дед, жить надоело?
– Цыц, мелочь. Сам разберусь, без сопливых.
– Ура, мне наследство привалит.
– По заднице тебе привалит!
– не выдержал Сема.
– Иди лучше спроси, скоро за стол?
– Проводил его взглядом и сказал в никуда: - В кого он такой?
– В бабку, в кого ж еще, - ухмыльнулся отец.
– У нее в роду все кусачие.
Затопало глухо - Саня торопится, слоненок.
– Сказали: скоро. Через...
– модный браслет мигнул зеленым, - минут пятнадцать.
– А ну, Сем, помоги, - заметался отец.
Стол достали с чердака: потертый лак, скрипящие ножки, зато раздвижной. За такой влезть могла дюжина, а уж им и подавно места хватило.
– Ну, - довольно оглядела семью мать, - садитесь.
Разномастные стулья проскребли по полу. Зазвенели о посуду ложки и вилки, захрустела под острым ножом курица, затрещали пузырьки вина. Сема повел носом: пряно! остро! Невозможно утерпеть.
Первые минуты все дружно жевали, пока разрумянившийся отец не поднял бокал.
– За старый год, земля ему пухом!
– Не чокаясь, - шепнул Саня тётке.
Все выпили; Санька, которому летом стукнуло пятнадцать, лихо отхлебнул шампанского, но отставил бокал, заметив взгляд матери.
– Дрянь шипучая, - отец пил вино только по праздникам.
– А ты что...
– насторожилась мать.
– Дыхни!
– Ма-ам, ну хватит, сколько можно? Давай хоть сегодня без этого.
– Не указывай мне, не доросла!
– А давайте выпьем за маму!
– вмешался Сема.
Отец подмигнул и предложил:
– За нашу умницу, красавицу и хозяюшку.
– Мегеру, - теперь уже невестке шептала Ира.
– Ой, хитрец, всегда знал, что сказать, - рассмеялась мать.
– А и правда, что это я? Будто не знаю, с кем живу.
Все загомонили, обрадованные тем, что легко отделались, - характер у хозяйки был ещё тот, не дай бог попасться под горячую руку.
Новый год встретили сытыми, довольными и немного пьяными. Сема едва по стулу не расплылся: так размяк от щиплющего счастья. Всё у него хорошо, вот всё! И семья крепкая, и родители живы-здоровы, и... и... и коллектив хороший!
– Я ж дома ночевал только. Работы хватало...
– отец был в дрова: глаза стеклянные, щеки горят, и говорит всё, что думает.
– Сначала отцу в кузне помоги, потом на поле, а там уже пора за коровами идти.