Раз в год в Скиролавках (Том 1)
Шрифт:
Комендант переступил с ноги на ногу, потому что вдруг почувствовал, что разговор с этой молодой женщиной будет очень трудным. У него был большой опыт в этом отношении. И опыт подсказывал, что простое сознание, которое, казалось бы, без труда должно поддаваться чужой интеллигентности, очень часто бывает жестким и упрямым.
– Я не видел вас, Юстына Васильчук, возле проруби, где нашли вашего мужа, - сказал он.
– Не интересуюсь такими видами. Увижу Дымитра, когда его мне привезут. Поклонюсь ему и гроб ему закажу, - снова пропела она им медленно. Рассердился Корейво и проговорил приказным тоном: - Встаньте с коленей, Юстына Васильчук. И покажите, где нам сесть. Я привык
Не сразу она послушалась сурового голоса. Перекрестилась сначала три раза, поклонилась иконе. Только потом встала и повернулась к ним. Они не увидели в ее глазах слез, а на лице - хотя бы чуточку печали, но ведь они и не ожидали этого, когда шли к ней и предавались фантазиям.
– Садитесь, - сказала она тихо, вынимая ладонь из-под платка и указывая им на деревянную лавку у стены. Сама она пристроилась на скамейке у стола.
Доктору она показалась более бледной, чем тогда, когда приходила к нему. Черные дуги бровей вырисовывались еще резче, будто бы на белом картоне кто-то начертил их углем. Глаза потеряли выражение печали, которое он тогда отметил в памяти. Припухшие губы были не приоткрыты, а стиснуты в узкую щель. Некрасивой она показалась доктору в этот момент, потому что чувствовалась наполняющая ее враждебность и сила. Но когда на короткий миг ее карие глаза встретились со взглядом доктора, ему показалось, что словно бы радость в них блеснула, а губы дрогнули от затаенного смеха.
Комендант сел на лавку, положил ногу на ногу, поправил ремень с пистолетом.
– Скажите мне правду, Юстына Васильчук, когда ваш муж, Дымитр, пошел ловить рыбу в проруби?
– Позавчера это было. Вечером.
– Это значит, Юстына Васильчук, что уже позавчерашней ночью он не вернулся. Не было его целый день, а также этой ночью.
– Да, пане.
– И не удивило вас его отсутствие? Не испугало? Вы не начали спрашивать о нем, искать его на озере?
– Я подумала, что он утонул, - сказала она тихо.
– Я просила об этом Матерь Наисвятейшую, как женщина женщину. И в тот вечер много водки в него влила, чтобы он пошел пьяный.
Комендант кашлянул, довольный, потому что любил, когда кто-то признавался в своей вине.
– Почему же вы его не искали?
– спросил он.
– Знала, что люди его найдут, а он мне запрещал уходить далеко от дома. Самое дальнее - к Макуховой по воду я могла ходить.
– Одним словом, Юстына Васильчук, вы напоили мужа водкой, а потом он пошел ловить рыбу в проруби. А потом вы толкнули его в воду, - с притворной доброжелательностью в голосе сказал Корейво.
– Вас при этом не было, ответила она.
И наступила тишина, потому что комендант понял: предчувствие его не обмануло. Никогда он не узнает правды от этой женщины. Ведь одни дело желать чьей-то смерти, а другое - приложить к ней руку непосредственно. Много он выпил?
– Пол-литра. А потом я еще и вторую бутылку открыла. Но из нее он только немного отпил, - подсчитывала она с оттенком гордости в голосе.
– А почему вы хотели его смерти?
– Бил он меня. Каждую ночь. Говорил, что я - как пустое дупло. Но я была у доктора, и он сказал мне, что я могу иметь ребенка. Это Дымитр был как яловое дерево. Поэтому, когда он пошел за рыбой, я пол-литра водки ему дала.
– Юстына, - неожиданно вмешался доктор, - скажи мне, где Дымитр хранил карабин с обрезанным стволом?
– В лесу, пане. Подо мхом. Но где - не знаю. Приносил иногда серну или козла.
– Ты знала, что он стрелял в меня из засады, из укрытия, и хотел меня убить? Она кивнула головой.
– Он говорил мне, уже когда это сделал. Раз выстрелил и не попал. И сразу убежал, потому что боялся, что вы убьете его из своего ружья.
– Почему он меня возненавидел?
– Доктор спрашивал тихо, а она отвечала таким же приглушенным голосом, как будто бы они поверяли друг другу какую-то огромную тайну.
– Бил он меня, доктор. И говорил, что я - как пустое дупло. Я сказала ему, что была у доктора. И что теперь он должен пойти, потому что он яловый. Он перепугался и перестал меня бить. Я не подумала, что он захочет отомстить.
– Я присылал Макухову, чтобы Дымитр .пришел ко мне на беседу. Я ждал его...
– Макухова была тут вчера. Его тогда уже не было в живых, - объясняла она медленно и спокойно, как малому ребенку. Доктор задал ей последний вопрос:
– А может быть, ты его столкнула в воду, Юстына, чтобы он не подкараулил меня еще раз?
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, и глаза она не прикрыла веками. А слова, которые она произнесла, снова были спокойны и медленны, будто бы обращены к малому ребенку:
– Не было вас при этом, доктор. Никого при этом не было. Я молилась Матери Наисвятейшей, свечи жгла. Водки ему дала. А сейчас гроб куплю из хорошего дерева, и похороны у него будут с ксендзом из Трумеек, хоть Дымитр был другой веры. "
Она поднялась со скамейки, поправила платок на голове и на плечах, а потом повернулась к ним спиной и встала на колени перед иконой. Снова перекрестилась и на коленях ждала, когда они уйдут. Ведь, по ее понятию, они сказали друг другу все, что можно было сказать.
Корейво посмотрел на доктора, а доктор ответил ему коротким блеском глаз. Комендант знал, что он может забрать Юстыну в комендатуру, а там спустя несколько дней она, может быть, подпишет признание в том, что хотела смерти мужа и водки ему дала, чтобы он пошел на рыбалку пьяным. Через несколько дней она даже признается в том, что пошла с мужем и столкнула его в воду, хотя сомнительно, что она сделает что-то подобное, скорее все время будет повторять, что никого при этом не было. И не найдется прокурора, который захочет взять это дело в свои руки, и не найдется суда, который захочет приговорить Юстыну. И не в том заключалась суть дела, что суд ее оправдает, потому что оправдывали не одного преступника, а в том, что после этого произойдет настоящее и легко доказуемое преступление. Двое мужчин, которые сейчас честно добывают уголь, пойдут в тюрьму. Комендант понимал, что доктор тоже знает об этом, и взглядом просил его сказать Юстыне слова, которых ему говорить не подобало.
– Встань, Юстына, - приказал ей доктор.
– И послушай нашего совета.
И когда она снова встала и уселась на скамейке, доктор начал говорить иначе, чем обычно, твердо, добавляя одно слово к другому, будто бы каждое было отдельным зернышком длинного розанца.
– Не говори никому, Юстына, что Дымитр бил тебя и что ты желала его смерти. Не говори никому, что ты молилась Матери Наисвятейшей и свечку жгла, чтобы он погиб. Не говори никому, что водки ему много дала, говори, что сам много выпил. Потому что я еще сегодня пошлю телеграмму двоим братьям Дымитра, которые приедут сюда со своих шахт. Похоронят они своего брата и уедут. Но ночью потихоньку вернутся сюда и тебя вместе с домом подожгут. Потому что если хоть тень на тебя или еще на кого-то упадет, то тут же ночь его охватит. Я знал старого Васильчука и троих его сыновей. Поэтому, когда я размышлял о том, кто мог в меня стрелять и почему он это сделал, я подумал, что это Дымитр. И если хоть тень подозрения на тебя упадет, не жить тебе, Юстына.