Раз за разом. Doing it All over
Шрифт:
Я позволил своим рукам скользнуть от ее груди к подмышкам. Я осторожно потянул вверх, и она скользнула вперед. Потянув за мои руки, она наклонилась ко мне, и ее левая грудь внезапно оказалась напротив моего лица, а сосок уперся в мою щеку. Я высунула язык и облизала его по периметру, наконец коснувшись соска, почувствовав его шероховатые выступы. Нина дернулась, как будто потрясенная контактом.
«О, Билл». Она застонала.
Я дразнил сосок на кратчайшее мгновение, а затем осторожно втянул его в рот, сосал его, как ребенок. На моем языке
Руки Нины легли мне на затылок и сильнее прижали к своей груди. Она стонала и ворковала, когда я сосал грудь, ее пальцы судорожно пробегали по моим волосам. Я переключился на другой сосок, омыв его своей слюной, моя рука обхватила первый. Бедра Нины начали двигаться в непроизвольном ритме на моем животе, когда незнакомые ей ощущения атаковали ее тело.
Я снова поменял грудь, позволив своим рукам опуститься к ее животу и бокам, где мои пальцы медленно скользили вверх и вниз по мягкой, чувствительной плоти. Я чувствовал мурашки, покрывавшие ее тело под моими пальцами, твердые крошечные бугорки перегретой кожи.
И вдруг она отстранилась от меня, ее пальцы оттолкнулись от моих плеч, ее сосок вырвался изо рта, оставив на нем след моей слюны.
Я поднял глаза в замешательстве, мое собственное возбуждение было близко к лихорадке. Что случилось?
«Мне жаль, Билл». Она сказала, почти плача, ее тело дрожало всем телом.
"В чем дело?" — спросил я, затаив дыхание, все еще ощущая во рту последствия ее плоти.
— Я… — она замялась. Резкими движениями она потянулась и стянула вниз рубашку и лифчик.
"Нина?" — мягко спросил я.
"Я испугался." — жалобно сказала она. «Я никогда раньше не делал ничего подобного. Мне жаль, Билл».
— Нина, все в порядке. Я успокоилась, проклиная себя за то, что слишком торопилась. Я должен был знать лучше!
"Нина?" — мягко спросил я.
"Я испугался." — жалобно сказала она. «Я никогда раньше не делал ничего подобного. Мне жаль, Билл».
— Нина, все в порядке. Я успокоилась, проклиная себя за то, что слишком торопилась. Я должен был знать лучше!
«Ты должен меня ненавидеть». Она сказала.
"Нет." Я протестовал. «Это я должен сожалеть. Я не должен был этого делать. Я не хотел тебя так торопить». Я снова притянул ее к себе, обнял, погладил по спине.
— Ты меня не толкал. Она сказала мне в ухо. «Я хотел это сделать. Мне это понравилось. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше. Но это стало каким-то… ошеломляющим. ."
"Все нормально." — успокаивающе повторил я. «Мы будем двигаться в твоем темпе. Всякий раз, когда мы делаем что-то, ты останавливаешься, когда захочешь. Я никогда не буду пытаться подталкивать тебя. Я обещаю».
Она посмотрела на меня. Я мог видеть лишь намек на влагу в ее глазах из-за отражения звездного света. — Разве это не расстраивает тебя? Спросила она.
«Не беспокойтесь об этом». Я сказал ей. «Я
Она нежно поцеловала меня в щеку. «Я люблю тебя, Билл».
Мы обнялись на мгновение, а затем она села. "Вы полагаете, что мы должны начать направляться домой снова?" Спросила она.
"Нет." Я сказал ей. «Давай посидим вот так некоторое время».
Она поцеловала меня в нос, просто слегка чмокнула. "Хорошо." — прошептала она, положив голову мне на плечо.
Еще одна вещь, которая пострадала от моего нового графика и моих отношений с Ниной, — это мои занятия с Майком. Сначала это беспокоило меня, пока я не понял, что Майку они больше не нужны. Его оценки оставались на вершине шкалы, и он полностью усвоил все концепции, которые оставил позади. Когда наше время сократилось, я боялся, что он снова соскользнет в академическое чистилище, но он прекрасно держался, сдав выпускные экзамены на четверку. Хотя меня никогда не благодарили за это достижение, я чувствовал огромную гордость за него. Я вытащил его из рядов недоучившихся и влил в ряды будущих выпускников колледжа, если он того пожелает. К марту 1984 года понадобилось бы какое-нибудь катастрофическое событие, чтобы подтолкнуть его к самостоятельному изучению. В любом случае, до школы осталось всего три месяца,
Это была третья неделя марта, когда Майк появился у моей двери в 7 часов вечера, сразу после того, как я вернулся домой с работы. Его визит был необычным, и я тепло приветствовал его. Во мне всегда был конфликт, когда я тусовался с Майком. С одной стороны, у меня была искренняя потребность помочь ему сделать что-то из себя, удержать его от пути, уготованного ему судьбой. Но, с другой стороны, он был еще незрелым семнадцатилетним подростком, и его разговоры о фальшивых сексуальных подвигах и мужественной позе быстро устарели.
"Привет чувак." Он прошептал мне у входной двери, бросив настороженный взгляд на моего папу, который сидел в своем любимом кресле и смотрел телевизор. "Почему бы нам не прогуляться в школу на некоторое время?"
Я знал, что он имел в виду. За углом от моего дома была начальная школа, начальная школа, которую мы оба когда-то посещали. В нерабочее время он служил излюбленным местом для курения марихуаны, распития пива или просто для того, чтобы потрахаться. Пригласив меня туда, я знал, что у Майка, вероятно, есть марихуана.
"Звучит неплохо." Я кивнул, прикидывая, какого черта? Я сказал отцу, что иду к Майку домой, стандартный предлог для такой попытки, и он хмыкнул в ответ. С момента нашего разговора папа никогда не подвергал сомнению мои действия. Я совершенно уверен, что он точно знал, что я собирался сделать.
Я взял свою куртку, и мы медленно пошли в ту сторону.
— У тебя есть бутоны? — спросил я, пока мы шли по тротуару темнеющей улицы.
"Ага." Он кивнул. "Получил косяк довольно неплохой зелени." Он сказал. «Давно не курил, но сегодня захотелось».