Разбег в неизвестность
Шрифт:
Самое главное, если получится изготовить хоть какой-то микропроцессор, его надо будет обязательно продвинуть в массы любителей. Конечно, в СССР нет богатых инженеров, способных выложить тысячи долларов на непонятную забаву с мигающими лампочками. Зато есть многочисленные радиокружки с обилием очумелых пацанских ручек. Если к ним сейчас попадет ЭВМ, то уже через пять – десять лет страна получит целое поколение инженеров и техников, понимающих, с какой стороны надо браться за клавиатуру. Один этот фактор перекрывал все недостатки.
Окончательно успокоившись, я отрубился в неудобном кресле. Да так, что умудрился проспать посадку.
– Черт! – выругался себе под нос Доналд Скотт, рассматривая
Лаборант Bell Labs с ненавистью посмотрел на кожух прибора, скрывающий под собой «русский чип», и недовольно поморщился. Великие разведчики из Лэнгли додумались купить в СССР самые обычные электронные часы, которые коммунисты дарили всем участникам многотысячного сборища под названием «XXIII съезд». И теперь хотели получить отчет специалиста об уровне развития полупроводниковой промышленности заклятого врага свободного мира.
Подобные исследования приходилось делать регулярно. Поэтому данный случай поначалу казался совершенно обычным. Ведь была использована далеко не самая передовая по американским меркам десятимикронная технология. Каких-то четыреста пятьдесят элементов на чипе, причем не только транзисторов, а всего, включая тривиальные сопротивления. Судя по тому, что коммунисты применили две микросхемы, осилить кристалл большей площади они просто не смогли. Позавчерашний день! Ведь, к примеру, General Microelectronics недавно запустили в серию стобитный сдвиговый регистр, в котором одних только транзисторов насчитывалось более шестисот штук.
Но при этом микросхема часов казалась под взглядом через микроскоп совершенно чужой и непонятной. Лишь через несколько дней изучения Доналд понял причину свого чувства. Впервые работа русских была совершенно непохожа на американскую! Не копия чего-то давно устаревшего, а собственная разработка с неожиданными и даже весьма остроумными решениями.
И вот под вечер еще одна проблема – никак не получалось точно узнать конструкцию затвора, спектрограф вместо алюминия упорно показывал какую-то чепуху. По идее, надо было проводить исследование по полному циклу, но от образца и так уже почти ничего не осталось. Придется запросить еще хотя бы десяток русских чипов, исписать гору бумаг…
Руки сами потянулись к тумблеру выключения установки. К чему продолжать, разве могут в СССР придумать в электронике что-то на самом деле стоящее? Ну в кой-то век попытались для разнообразия сделать самостоятельно. Молодцы, пускай возьмут с полки пирожок. Все равно многолетнее отставание очевидно даже для непрофессионала. Нужные фотографии уже сделаны, достаточно дописать несколько фраз в стиле «серьезных усовершенствований не обнаружено, но необходимо отметить заметно выросший уровень разработки и оригинальную конструкцию некоторых элементов схемы предоставленного образца»… Все равно никто дальше первой страницы читать отчет не будет.
…В данном случае НИИ «Интел» сильно повезло. Лаборант Bell Labs не смог понять, что именно попало в его руки. Ведь годом ранее на «Пульсаре» подошли к вопросу куда более прямолинейно и, не слишком задумываясь, скопировали с артефакта из будущего поликремниевый самосовмещенный затвор [129] . Специалисты, разумеется, отметили, что подобная конструкция резко снижает разброс характеристик, вызванный неидеальным наложением масок при литографическом формировании истока и стока. Но, привычно использовав чужие разработки, так и не поняли, что это один из самых важных прорывов в истории транзистора за последующие тридцать пять лет.
129
Поликристаллическая форма кремния, сильно легированная проводящими примесями. В реальной истории получила
Глава 5
Новая большая игра
Александр Николаевич скучал под доклад маршала Малиновского. Если бы можно было спать на заседании Президиума ЦК КПСС – он бы обязательно прикорнул прямо за огромным, затянутым зеленым сукном столом, до сих пор хранившим воспоминания о Сталине. Главный кабинет Советского Союза уже давно не щекотал нервы, и тихие шаги за спиной ассоциировались с помощником или референтом, а никак не с призраком прошлого. Товарищи в расширенном составе уже пятый час мусолили курс внешней политики СССР. В который раз – и все с тем же неутешительным результатом. Одного за другим выдергивали из приемной генералов, главных и не очень конструкторов, завотделами ЦК, сотрудников Министерства иностранных дел. Увы, в хитросплетениях зарубежной дипломатии толком не разбирался никто. Даже Громыко [130] за время работы со Сталиным и Хрущевым научился лишь толково выполнять инструкции вождей и ничего нового предложить не мог или не хотел.
130
А. А. Громыко – с 1939 года советник полпредства в США, с 1946 по 1957 год – замминистра иностранных дел (с непродолжительными перерывами), с 1957 года – министр иностранных дел.
Послезнание, полученное от пришельца из будущего, стало для Шелепина суровым испытанием. Это была жесткая ломка незыблемого, очевидного и понятного, всего багажа опыта, накопленного без малого за полвека жизни. Наверное, похожие чувства должен был испытывать истовый архимандрит, внезапно убедившийся в полном отсутствии Бога. Теперь с этим приходилось не только жить, но и работать. Не столько ради себя, хотя такая подленькая мыслишка не раз заползала в сознание, но, отбросив лишний пафос, ради великой страны, построенной немыслимым напряжением сил всего народа.
Однако советские партаппаратчики подобной «прививки» не имели. Всего чуть больше десятка лет назад великий Сталин и его соратники пребывали в абсолютной и неколебимой уверенности в неизбежности Третьей мировой войны, которая должна была открыть дорогу новым революциям и привести к «неизбежному развалу всей капиталистической системы». Собственно, этому догмату не изменил и Хрущев, несмотря на вынужденное признание доктрины «мирного сосуществования» в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году [131] . Даже перед очевидной мощью ядерного оружия он не дрогнул и остался настоящим романтиком, искренне верящим в победу коммунизма во всем мире.
131
На XX съезде Н. С. Хрущев отказался от сталинской доктрины неизбежности Третьей мировой войны, заявив: «В атомной войне победителей не будет» и «Есть только два пути – либо мирное сосуществование, либо самая разрушительная война за всю историю человечества».
Коммунистическая теория попала в опасную ловушку. С одной стороны, нельзя было отказываться от утверждения, что «водородная бомба в руках Советского Союза – средство сдерживания агрессоров и борьбы за мир». С другой – только новая мировая война давала реальный шанс на победу «единственного верного учения» в Европе. Пытаясь найти выход из логического тупика, Хрущев надеялся получить преимущество при балансировке на грани войны. Но лишь бездарно разбазарил дипломатические возможности, да еще вплотную подвел дело к той стадии, когда ружья начинают стрелять сами по себе.