Разбитая жизнь
Шрифт:
— Скончалась, говоришь… — недобрым голосом вымолвила супруга.
— Викуля, дорогая, да я эту дуру впервые вижу! — воскликнул мужчина, покрываясь алыми пятнами. — Это же авантюристка какая-то! Сейчас мы узнаем, кто она такая!
— Ах, авантюристка! — топнула ногой девица. — Дура, да? Господи, какой же я была наивной! А ведь клялся в вечной любви, кобель несчастный!
От любви до ненависти было меньше шага. Девица заревела, попятилась, взвалила на плечо свою сумку и побежала прочь. Василий Миронович не успел опомниться, как она уже прошмыгнула мимо озадаченного охранника, который все слышал.
— Ну, ты даешь, Василий… — пробормотала потрясенная благоверная.
— Это провокация! — взревел руководитель районной администрации. — Я клянусь, что никогда ее не видел! Эй, ты, стой, сейчас
Охранник выпрыгнул из калитки, он бы успел ее схватить! Василий Миронович вылетел вслед за ним… и отшатнулся. Последовал синий электрический разряд, характерный треск, затрясся плечистый охранник, повалился на колени. Колыхалась в полумраке одинокая женская фигура. Ревел посаженный движок, вспыхнули фары, и допотопная машина, скрежеща тормозами, встала напротив. Василий Миронович помчался обратно, путаясь в полах халата, но уже выскакивали серые личности, догнали, поволокли обратно, награждая тумаками. Его утрамбовали в машину, он что-то хлюпал, сдавленно икал. Девица выбросила сумку с кирпичами, запрыгнула на переднее сиденье:
— Эй, поосторожнее с этим типом…
— Да ладно, не кабель высоковольтный крадем. Все, поехали. Дашуля, ты умница!
Машина уже неслась по ночной дороге, набирая скорость. Из калитки выбежали два охранника, заметались в лунном свете.
— О боже… — стонал Василий Миронович, придавленный ногами к полу. — О боже…
— Какая прелесть! — восхитился человек в маске, каблуком пережимая трепещущую жилку над ключицей. — С ними теперь еще и бог…
Василий Миронович мучительно долго приходил в себя. Очнулся и задергался, охваченный удушливым страхом. Туловище было чем-то зажато, голова обмотана и болела с такой силой, словно в нее попал осколок противопехотной мины. Он находился в сидячем положении, был примотан спиной к шершавому дереву. Руки вывернуты за стволом, что доставляло глубокие страдания. Он точно помнил, что был в халате, но сейчас на нем не было никакого халата. Только трусы. Холода он не чувствовал, но муравьи и прочая пакостная живность уже ползала по телу, пробовала на вкус. Тысячи мелких иголок впивались в кожу. Он попробовал приподняться и чуть не озверел от боли. Собрался крикнуть, но только захрипел. Холодный пот катился по лбу, человека трясло морозящей дрожью. Он находился в глухом лесу. Вокруг него царила тишина, теснились кусты — корявые уродцы, приземистые дендроиды с изогнутыми ветвями. Безуспешно подавляя панику, он жадно всматривался в пространство перед собой, прерывисто дышал. Лютый ужас пилил каждую клеточку организма.
Под соседним деревом что-то застонало. Василий Миронович снова задергался.
— Кто здесь? — протянул он свистящим шепотом.
По соседству привязали такого же страдальца. Он кашлял, сипло матерился, видно, только что пришел в себя.
— Валентинович, ты?
— Мироныч, мать твою, это ты, что ли?
Беседа не клеилась — страх был не лучшим катализатором. Майор Волынский разразился отборной бранью. Поперхнулся, стал надрывно кашлять.
— Валентинович, где мы?
— А я знаю, Мироныч? Ох, доберусь я до этих ублюдков… Суки, совсем страх потеряли… Где вы, падлы, а ну, выходите! — Ему казалось, что он кричит, хотя на самом деле он только мямлил.
Пленники замолчали, и в следующий миг их спины стали покрываться липким потом. В окружающем пространстве что-то менялось. Из оврага выбирались призрачные тени, покачивались в воздухе, расплывались. Возможно, это было в воображении, в мятущемся сознании, зрение отказывало, пот заливал глаза. Но этих эфемерных созданий становилось больше, они витали, что-то шептали. Ужас просто подавлял, вот она какая — жуть на крыльях ночи…
— Валентинович, мы в Катумском урочище… — садящимся голосом выдавил Дорохов. — Эти твари нас хотят с ума свести. Это же чертово колдовское место. Люди говорят, что здесь живут злые духи.
— Кончай, Мироныч, ты веришь в эту чушь? — Волынский сам задыхался от волнения. Он вертелся, выворачивал конечности из суставов.
И вдруг зловещее урчание огласило съежившуюся тишину. Оно проистекало
— Алло… — захрипел, исполняясь надеждой, Дорохов, — алло, алло…
— И тебе алло, добрый человек, — раздался утробный голос. — Вас слушают, говорите, ну?
— О господи, помогите, помогите, где вы? На нас напали, нас связали, мы находимся в Катумском урочище. Сделайте что-нибудь, пришлите помощь, моя фамилия…
— Мы знаем вашу фамилию, Василий Миронович, — перебил абонент.
— Мироныч, ты спятил? Ты с кем говоришь? — захрипел Волынский. — Сам с собой, твою мать?
— К сожалению, это не спасательный центр МЧС, не группа быстрого реагирования и не прямая линия с президентом, — ехидно продолжал абонент, — хотя в некотором роде телефон доверия. Вы заслужили смерть, Василий Миронович. Вы и тот человек, что находится рядом с вами. Но вам дается последний шанс искупить свою вину. Если вы исповедуетесь во всех своих грехах, то вас не поглотит пагубная сущность, уже готовая разверзнуть над вами пасть. Это не шутка, Василий Миронович, вы действительно находитесь в серьезной опасности. Вы будете жить лишь в том случае, если честно во всем признаетесь. В воровстве…
— О чем вы, я не вор… — затрясся в судорогах Василий Миронович.
— Пойман, но не вор? — удивился собеседник. И посетовал: — Какие мелкие мужи пошли в наше время: раньше охотились, теперь воруют. Так они еще и убивают… Итак, Василий Миронович, с самого начала и до самого конца: воровство, хищение золота с золотодобывающего предприятия, злоупотребление вашей бандой служебными полномочиями, подробно расскажите, как подготавливали уничтожение группы Менделя, как подставили под убийство невинного человека Андрея Островского. И без общих фраз, дескать, виноваты, убили, воровали. Это мы и без вас знаем. Требуем подробности — во всех деталях. Уверяем, пока вы говорите, пагубная сущность не будет разверзать над вами огнедышащую пасть. Но если вы замолчите или станете юлить, за вашу безопасность уже никто не поручится. Мы не сможем ее удержать. Три-пятнадцать, Василий Миронович, время пошло.
Давили зловредные миазмы, рычал зверь — он все еще был рядом, его дыхание сжигало затылок. Василий Миронович начал говорить — сначала сбивчиво, потом ускорялся, он торопился выговориться. Он говорил минут десять, иногда его заносило, но голос собеседника возвращал в нужное русло. О приписках, о расхищении бюджетных средств, выделяемых на район, о связях с нужными людьми в краевом Министерстве регионального развития, с которым руководство района находится в доле. О пухлых банковских счетах, о двух особняках в окрестностях Выжинска, о подстроенной автомобильной аварии пятилетней давности, в которой погиб заместитель районного прокурора — любитель совать нос в чужие дела…
— Мироныч, заткнись, ты что несешь? — ворочался у соседнего дерева Волынский. — Закрой свою пасть, ублюдок, ты же нам могилу роешь!
Но пружина только раскручивалась, страх не отпускал, принуждал говорить, говорить. Он рассказал о Лариске Луговец, пронюхавшей о краже века на Савельевском месторождении. От нее нужно было избавляться, это же элементарно, так бы поступил любой здравомыслящий человек. Здешний «гаврош», сидящий на крючке, — Борис Парамонов, еще один «сексот» — местный писака Артем Губарь, группа Менделя, так кстати прибывшая в район… Капитан Волынский возражал, мол, почему так сложно? Да, сложно, но никому и в голову не придет, что мишень — одна-единственная баба по фамилии Луговец. И прекрасная возможность подставить под убийство местного лесника Островского…