Разборки под прикрытием
Шрифт:
– И деньги, – сказал Сергеев.
Только в уголке рта затаился легкий брезгливый изгиб. В самом уголке. Большинство бы и не заметило.
Заметил Гринчук.
– Ухмылочку свою сними, подполковник Сергеев. Не тебе учить меня благородству и гордости. Не тебе. Ты ведь тоже знаешь, что вертится земля. Знаешь, но помнишь про семью… И подыхать не хочешь… Что же ты на меня так смотришь, урод?!
Сергеев отвернулся. Махнул рукой Стоянову, который руководил оцеплением.
Капитан подбежал.
– Запускай наших, все перетрясти и обнюхать, – приказал Сергеев.
– Там… Товарищ подполковник… Товарищ подполковник просил оружие, и вы говорили…
– Обойдется товарищ подполковник, – отмахнулся Сергеев, схватил с земли камень и швырнул в баклана. – Совсем обнаглел!
Стоянов таки и не понял, о сорвавшемся с места баклане сказал начальник, или о проверяющем из министерства.
– Я тебе что сказал – от него ни на шаг, – напомнил Сергеев.
– Так ведь…
– Если станет возражать – в наручники его… со всем уважением.
Гринчук поклонился Стоянову с вежливой улыбкой.
– Машина – там, – сказал Стоянов.
– Пошли, – ответил Гринчук и оглянулся на Сергеева. – Мы можем идти?
– Иди… те.
– Забыл, – Гринчук щелкнул пальцами, вернулся к Сергееву и прошептал ему на ухо. – Не забывай, что ты – шестерка. Не стоит играть в самостоятельность. С другой стороны – покойный Олег очень точно и беспрекословно выполнял все приказы и распоряжения. Беспрекословно, точно и в срок. Ему это помогло? Кто у вас следующий на очереди?
Глава 7
Улицы наполнялись людьми. Курортники двинулись к морю. Они сюда приехали ради этого – ради моря, солнца, пляжа… Для чего приехал он? Ради чего?
Гринчук оглянулся – Стоянов шел следом, дисциплинировано держал указанную дистанцию. У него трагедия – очень хочется понравиться Гринчуку и ужасно не хочется разозлить своего непосредственного начальника.
А Сергеев разозлен. Очень разозлен. Когда Гринчук уходил к набережной, Сергеев кричал на своих людей.
Припрятал рубашку, сволочь. Припрятал… Всё у них здесь перемешалось – честь и подлость, понятия и беспредел. Всё. Они сами не поймут, что делают и зачем. Сергеев попытался его прикрыть, но компромат не уничтожил, а спрятал.
Зачем?
А затем, что сидит в нем бывший честный и неподкупный мент, не подох, а забился в самый уголок остатков души нынешнего подполковника. И колотит его злость на себя, на тех, кто его туда загнал… Время от времени пытается вырваться мент, а струсивший подонок топчет его, пинает – назад! Не смей! Нам нужно выжить…
Чтобы выжили наши дети, тихо шепчет подполковник Сергеев недобитому менту. И мент снова затихает.
Гринчук понимает его прекрасно. Он и сам…
Бывший опер райотдела капитан Гринчук сейчас думает только о том, что детей Олега держат под прицелом. Держат, держат… Это понятно. Мать должна подтвердить, что именно к Гринчуку поехал ее супруг. И матери наплевать, что именно Гринчук спас ее детей. Тогда.
Это бывший капитан Гринчук тоже прекрасно понимает. Понимает. И ничего не может сделать. Потому, что подполковник Гринчук слишком увяз в серьезной игре, слишком высокие ставки и слишком много неожиданностей, на которые нужно реагировать и которые нужно принимать во внимание.
Подох Олег… Туда ему и дорога. Жалости Гринчук не испытывал, но теперь нужно помнить, что некто, стоящий за всем этим, попытается захомутать Юрия Ивановича. Захомутать.
Идеальный вариант – втихую завербовать его и отдать новым, тем, кто рвется к власти. Такой красивый ход, симпатичный и эффективный.
Держать Гринчука на привязи. Новые его тоже завербуют – и подставятся. Они будут думать, что всё контролируют, а на самом деле…
Жарко… И толпа. И дети. И менты…
Вон, сержант о чем-то разговаривает с киоскером… Просто треплется или… Нет, держит в руках фотографию Инги. Молодец, Сергеев, продолжает работать, хотя уже, кажется, всё и понятно. Скоро можно будет не обращать внимания на Гринчука. Скоро, но пока – ищут.
Отбросить мысль о детях Большого Олега. Не думать. А думать о чем-нибудь другом…
Когда он на меня выйдет? Когда?
Гринчук вышел на летнюю площадку кафе, сел за столик. Ближе к краю. Нечего пугать Стоянова возможной попыткой к бегству.
Стоянов прошел и сел за соседний столик. Вытер лоб платком. Жарко капитану. Может, пригласить его за свой столик, поболтать? Ничего капитан не знает. Ничего не может знать… Или всё-таки?..
Ладно, вот сейчас подойдет официантка, заказать кофе, и, если она будет говорить о нем в мужском роде – пригласить Стоянова за свой столик. Если кофе будет среднего рода, пусть капитан…
– Здравствуйте, – сказала девушка в белом переднике поверх футболки и шортов. – Что будете заказывать?
– Кофе.
– С сахаром? – спросила девушка.
Гринчук хмыкнул.
– Сахара сколько? – девушка тяжело вздохнула.
Она, как и большинство южан, не любила курортников. Сволочи богатые, покуражиться приехали!
– Две ложки, – Гринчук показал два пальца. – А кофе…
Черт, вот так вот и загадывай!
– Чье производство?
– Колумбия, – ответила официантка. – Больше ничего?
– Всё, – сдался Гринчук. – Больше ничего.
Девушка взяла заказ у Стоянова и ушла.
Стоянов сел спиной к Гринчуку, но так, чтобы слышать его разговоры. Трогательное сочетание лояльности и служебного долга. Не мозолить глаза.
Гринчук положил перед собой на стол телефон. Сергеев должен был донести своему хозяину немедленно… И хозяин должен был немедленно реагировать. Почему немедленно?
По кочану! Потому что Гринчук слишком опасен. Мертвый – опасен. Посаженный за убийство Большого Олега – опасен. Тут будет идти следствие, никуда не денутся. Придется выяснять, что тут, собственно, делал Гринчук, зачем сюда приперся Местер… Слишком много вопросов и слишком много возможностей проколоться…