Разбойничий тракт
Шрифт:
– Любимый, – негромко произнесла она по-татарски. – Разве Аллах пощадил нас, и мы еще не вознеслись на небо?
– Пока мы на земле, моя возлюбленная Айсет, – казак прижал ее голову к своей груди. – Самое страшное осталось позади, мы с тобой дома, нам предстоит начать новую жизнь.
Девушка улыбнулась и вновь закрыла глаза, но теперь для того, чтобы окончательно прийти в себя. Собравшиеся вокруг казаки переглянулись и молча разошлись в разные стороны. Бой с абреками продолжался, и надо было постараться заставить противника навсегда забыть о первой красавице на правом берегу Терека, уведенной прямо из-под носа джигитов.
В
Цель у них была одна – отбить соплеменницу, во что бы то ни стало вернуть ее в аул и выбрать правоверного жениха. Как раз эти женихи и собирали отряды, нападали на кордоны, грозясь уряднику стать его кровниками, они надеялись, что казак побоится прикоснуться к девушке, оставив ее честь не тронутой.
Но они не учли его характер. Уже на второй день, ближе к вечеру, Панкрат вывел возлюбленную на крыльцо хаты и громогласно объявил собравшимся во дворе станичникам, что чеченская девушка Айсет стала его женой.
В подтверждение этого заявления его тетка Маланья развернула окровавленную простыню и показала ее всем, и когда урядник с новоиспеченной женой спустились по лестнице на землю, окружающие увидели у нее на голове платок, повязанный по-бабьи, а под глазами темные круги. Несмотря на то, что рука у Айсет висела на перевязи, лицо ее источало умиротворение, оно как бы выражало полное согласие со всем сказанным.
Дело было сделано, оставалось окрестить молодуху, осветить союз в церковке и закрепить его свадьбой, о которой и объявил глава рода Даргановых сотник Дарган.
– Все-таки увел Панкратка от чеченцев ихнюю девку! Лихой казак! – накручивали усы собравшиеся на базу станичники, а бабы со скурехами, лукаво щурясь, еще быстрее начинали щелкать семечки. – Да и то сказать, у Даргановых, кого ни возьми, все на иноземных кровях перемешанные, нашей доли наберется едва с четвертинку.
– Там одних русских только не хватает, – со смехом подхватывали подходившие служивые и тут же предупреждали: – Слух идет, что брат девки Муса обещался вырезать весь род Даргановых, не пощадит он и свою сестру.
– Тут поневоле на дыбы взовьешься. Из чеченского рода Ахметки из мужчин один этот Муса остался, а теперь Даргановы принялись и за ихних баб.
– Наш урядник тоже не промах, сказал, что у него главарь абреков в расход на первую очередь записанный, а он брехать не станет.
– Посмотрим, чья возьмет. Нам главное – себя в обиду не давать, а то полезут эти абреки прусаками изо всех щелей.
Свадьба должна была состояться через день. Родственники забегали по погребам, вытаскивая оставшиеся с зимы разносолы, кто-то поспешил в лавку за пополнением запасов, кто-то – договариваться со священником – невеста изъявила желание принять христианскую веру. Хозяйка дома, удерживая чувства при себе, умело руководила домочадцами. Пока суета набирала обороты, Панкрат с возлюбленной прошли в комнату, присели на лавку, стоявшую у стены.
– Айсет, я и моя семья тебя ничем не оскорбили? –
– Я приму все так, как решишь ты и твои близкие, – потупив глаза, покорно кивнула невеста. – Я люблю тебя, для меня это является главным.
– Я тоже люблю тебя, – привлекая ее к себе, заверил казак. – У нас все будет хорошо.
Немного подождав, он посадил суженую рядом с собой, заглянул в темные омуты ее зрачков.
– Я хочу, Айсет, чтобы ты была готова ко всему, потому что твой брат Муса поклялся вырезать весь наш род, он решил, что у него на это есть веские причины, – негромко объявил он, добавил, притихая в ожидании ответа: – Тебя он тоже записал в свои кровницы.
– Я все знаю, любимый. Муса – мой старший брат, до последнего момента он был мне как отец, – еще ниже склоняя голову, едва слышно ответила Айсет.
– Если твой родственник придет к нам в дом, что ты станешь делать?
Панкрат решил выведать мысли возлюбленной, оброненная ею фраза, что она все знает, заостряла внимание на том, что девушка чего-то не договаривала. У водопада она обмолвилась о подслушанном ею разговоре между Мусой и его другом о какой-то кровной мести, но до конца тогда так и не раскрылась. В этот раз она вдруг сама твердо посмотрела ему в глаза.
– Если мой ближайший родственник переступит порог этого дома, я приму смерть спокойно, но от своего решения не отступлюсь, – с внутренней убежденностью сказала она. – На правой стороне Терека есть много достойных джигитов, но ни один из них не сравнится с тобой, с моим избранником. Ты мужчина, и я тебя люблю.
Казак притянул невесту к себе, зарылся лицом в шелковистые волосы, которые волнами выпали из-под платка и расплескались по спине, едва заметно подрагивавшей. Он понимал, как трудно было Айсет принять это решение. Ведь она отрекалась не только от родственников, но и от всех своих соплеменников, от веры, начиная заново целую жизнь.
Впрочем, Панкрат и сам чувствовал, что ступил на неизведанную дорогу. Куда она приведет, зависело теперь только от них.
За предпраздничными хлопотами незаметно подкрался вечер, принесший домашним радостную усталость. Старики, тетки с дядьками, братья с сестрами разошлись по комнатам. А ночью, когда станица погрузилась в сон, тишину взорвали звуки выстрелов, они приближались по лугу со стороны одного из кордонов со скоростью конного вестового. В ответ с русского поста за окраиной ударил ружейный залп, и закружилась смертельная карусель, в которой трудно было уяснить, кто противник и что ему понадобилось. По освещенным луной улицам задробил топот копыт, лошади взвизгивали и несли неизвестных всадников вперед. Их было много, все они завывали дикими голосами.
Казаки выскакивали за ворота, лупили по темным силуэтам, стараясь угадать, кого из врагов занесло к ним на этот раз. По Тереку разбойничали не только чеченцы, но и дагестанцы, и до сих пор не укрощенные ногаи с черкесами, и просто банды абреков из разных племен.
К хате Даргановых подскакали десятка два верховых, они разом выстрелили по окнам, к ним добавился новый отряд конников, очередной гром прокатился по крышам куреней и ушел за раиновую посадку. Даргану стало ясно, по какому поводу затевался хоровод. Это главарь разбойников Муса решил исполнить клятву, данную им матери.