Разбойник Кудеяр
Шрифт:
Тут подошел тихонько к атаману Гришка, бывший воевода стольного града, надежный человек. Сегодня был он поставлен на караул, в башенке над воротами сидел. Пошептал Кудеяру Гришка на ухо, а тот аж в ладони хлопнул.
— Зови на пир!
Привел караульный кузнеца Егорушку. Обнял его Кудеяр, посадил рядом с собой, налил ему полный кубок меду, встал, и разбойники смолкли.
— Выпьем за друга нашего! Посылали мы прошлый раз к нему Холопа, с пустыми руками вернулся посланник наш. А вот он сам пожаловал, кузнец Егор, с подарочками.
—
Толпой выкатились на мороз. Сбросил с саней Егорушка сено, под сеном рогожный куль. Вспороли рогожу, а в куле две дюжины сабель, две дюжины наконечников для пик, пяток боевых топоров, пяток рогатин, сотни две наконечников для стрел.
Взял Кудеяр саблю, провел по рукаву тулупчика — мех наружу.
— Хороша работа! Айда пировать, ребята! У нас, Егор, великий праздник — свободный человек родился.
— Погоди, у меня и для тебя подарочек есть.
— А ну, доканывай, кузнец!
Сбросил Егор кафтан с себя, а под кафтаном у него кольчуга, колечки с головастиков, что из икры только вылупились.
— Пали, Кудеяр, мне в грудь!
— Ну нет! — сказал атаман. — Такого друга угробить!
— Пали, Кудеяр! Ты в той рубахе под пули пойдешь, вот и проверь крепость ее. Выдюжит — никто тебе не страшен, не выдюжит — вот мастеру и награда.
Вытащил Кудеяр пистолет из-за пояса, отошел на десять шагов, нацелил. Замерли разбойники, а кузнец улыбается: не страшно ему. Только все же над бровями шишечки означились. Не стал его томить Кудеяр, пальнул, и кузнец упал.
Ахнул атаман, швырнул пистолет, подбежал к Егору, а тот лежит на снегу и смеется.
— Силен огненный бой! С ног сбило, а рубашечка-то ведь целехонька!
Поднял Кудеяр Егора, расцеловал. Говорил кузнецу Кудеяр:
— Помогаешь ты, Егор, не разбойникам, помогаешь делу большому и новому. Ты погляди, как дружны мои люди. Погляди, какие справные дома в моем стане. Бабы друг другу не завистницы: все у нас поровну. Пока негусто в хлевах, а летом поставим по две коровы на избу да по три лошади. Поросят, овец и птицу я велю держать в артельских хлевах. Это еда для всех.
Кузнец головой покачал недоверчиво.
— Помогать я тебе буду, Кудеяр, жизнью и счастьем обязан. А к тебе не поеду. Коли все на коней сядут, кто ж подкует коней твоих?
— Кто? Перебьем бояр да царских захапистых слуг — тогда и разберемся!
И опять покачал головой Егор.
Вечером привезли попа Михаила. Привез его Микита Шуйский чуть живехонького: перепил батюшка.
По невозможности растолкать и поставить служителя на ноги крестины отложили, да тут к атаману опять Гришка-страж пришел на ухо шептать. Кудеяр от новости на ноги вскочил.
— Жены, ведите мужей спать. Приготовьте им на утро похмелье и квасом перед сном напоите. Утром в поход.
— Кудеяр, ты хотел половину отряда со мной за хлебом послать, — напомнил
— О себе потом будем думать!
Глава 2
За околицей степной деревушки, утирая мокрые лица, стояли бабы с детишками и горестно крестили обоз, уходящий в белые неведомые снега по немереной дороге.
Нагрянули стрельцы в деревню, забрали с каждого двора по мужику с конем и санями, а женам этих мужиков обещали, что недели через две кормильцы вернутся.
Много ли поспоришь со служилым человеком? Да и все по правилам делалось: русский мужик обязан был отбывать тягловую повинность.
Государево дело! То послов возить, то ратников, а то и хлеб в Малороссию. Чудно?
В Малороссии кормов поболе, чем в России, только на службе-то у царя простых людей не бывает, одни умники…
В 1630 году при Михаиле продала Россия Франции семьдесят четвертей пшеницы. И пошло. Понравился Европе русский хлеб. Европа, воевавшая без роздыху и оглядки, к тому времени вконец изголодалась. Шведы стали покупать хлеб, голландцы. Появились денежки в дырявой русской мошне. Да не залежались они там. Не та мошна.
Опять схлестнулись русские с поляками.
Царь Алексей Михайлович сначала платил своему войску, стоявшему на Украине, деньгами. Но война запрудила серебряный ручеек, бежавший из Европы, а своего серебра в России не умели найти.
Денег не было, а хлеб в амбарах гниет. В чем же дело! И через всю Россию потянулись обозы с хлебом. Подвод у государства казенных не было. А за все, чего у царя нет, мужик в ответе. Забирали подводы у крестьян.
Хлеб везли в Брянск. В Брянске строили суда и дальше везли хлеб по воде. Копеечная московская пшеница в Киеве уже стоила по семи рублей за четверть.
В русских снегах не разминешься.
Бабы в сугробы полезли, когда влетели на рысях сытые кони Кудеяровой вольницы.
С горки далеко видать. Поднес Кудеяр рукавицу к глазам и смотрел на медленную черную цепочку уходящего обоза. И на другую цепочку, юркую, как ветерок, летящую обозу наперерез. Кудеяр дождался, когда быстрая цепочка перебежит дорогу медленной, и поднял руку.
Кони ринулись в долину!
Обоз замер, но впереди вдруг бахнуло страшно. Крики, стоны, шум, звон сабель, выстрелы. И смолкло все.
Обозные лежали в санях, забившись между мешками с зерном. Вдоль обоза к Кудеяру, утопая в снегу по грудь, прискакал Микита Шуйский.
— Все целы?
— Нет, Кудеяр. Гришке голову снесло, и дружок его молчаливый никогда уже не разговорится… Семь возков прорвалось. Пушка у них.
— Шуйский, крестьян распусти по домам. Хлеб забирай в лес.
Обернулся к дружине.
— Ребята! Отомстим царевым псам за товарищей! Коней не жалеть! Пуль не беречь! Пусть у каждого сабля обагрится кровью!