Разбойник Кудеяр
Шрифт:
Разбойники молчали, но никто из них не держал Кудеяровой стороны.
— Возьмите деньги и богатства, — сказал Кудеяр, опуская голову. — Стрельцов не трогать!
— Кудеяр, я возьму себе треть, — сказала Варвара.
— Почему половины не просишь?
— У тебя людей больше. Одна бы я не справилась со стрельцами.
— Сколько же у тебя молодцов?
— Без меня дюжина. У меня всегда дюжина. Больше не беру.
— Не хочешь ли к нам присоединиться?
—
— Не боишься?
— Не боюсь, Кудеяр! Оттого нам с тобой и не по пути. Твои люди кровь льют, а потом лбы бьют. Мои ребята с Богом не в ладах! Есть, Кудеяр, один монастырь. Помоги сжечь его. Возьмем монастырь — все твое. Деньги, золото, камни, жемчуг, древние книги и образа. Но монахи — мои. И что я с ними сделаю — мое дело.
— Есть и у меня монастырь на примете. Игуменом там Паисий.
— Кудеяр, твое сердце вещун. По рукам, Кудеяр!
— Взять монастырь налетом хоть и трудно, но можно. Мне, Варвара, нужны сокровища монастыря, только не те, что в сундуках казначея, а те, что в тайниках… Чтобы выведать тайники, хитрость нужна.
— Кудеяр, сердце у меня горит! До весны подожду, а больше нет. Съезжу я к одним должникам теперь, а потом в стане твоем буду, про монастырь Паисия покумекаем.
Атаманы говорили, а разбойнички работали. Хороша была у них работка в тот день.
Часть 7
Вор
Глава 1
В Можары пожаловал Шишка. С ним было пятеро удальцов. Возле Емельяновых хором спешились. Емельян выскочил с хлебом-солью.
— Горшечник! — удивился встрече Шишка. — А я думал, ты со страху голову свернул. Рад, что живехонек, и хлебу твоему рад. Буду пировать у тебя.
Емельяновы девки попрятались в курятник, и Анюта с ними. Но Емельян за нею сбегал, приволок в горницу и, поклонившись разбойнику, сладко молвил:
— Воспитанница моя Анюта изволит прислуживать честному пиру.
Шишка зарделся от удовольствия.
— Созывай, горшечник, сиволапых мужиков. Они на меня в обиде, ну да я им прощаю. Зарок даю: целый год не трогать ни скота вашего, ни сундуков ваших!
Пришли мужики на гулянье. Куда ж денешься-то? Шишка осерчает — ограбит, Емельян осерчает — по миру пустит. Всем ему обязаны, все ему должны. Емельян дома помог поставить, Емельян от голода уберег — хлеб купил для можарцев. Емельян работу дает и деньги за работу платит.
Сидел
— Горшечник, у меня день ангела, а подарков, я гляжу, никто мне дарить не собирается?
Емельян спину пошел гнуть в поклонах.
— Не знаем, чем угодить.
— Подари мне девицу свою.
— С превеликой охотой!
Анюта аж вскрикнула.
Встал Шишка из-за стола, подошел к девушке, за косу взял.
— Поцелуй!
Молчит Анюта.
— Поцелуй! — шепчет Емельян.
— Поцелуй! — И стал Шишка косу девичью на руку наматывать.
Ближе Анюта, ближе. Да хвать у разбойника из-за пояса кинжал, провела по косе, оставила косу в руках Шишки. Сама за дверь, да во двор, да в лес.
А Шишка к пиру лицом поворотился и шапку свою на затылок со лба сдвинул. А на лбу-то у него клеймо выжжено: «Вор».
— Так-то вы меня почтили? — И, косой помахивая, спросил: — Кто у вас в Можарах самый честный человек?
И все сказали:
— Сеятель Петр!
— Встань, Петр, посмотрю на тебя!
— Нет его здесь, — говорят.
— Приведите!
Привели Петра.
— Тебя односельчане, не сговариваясь, назвали самым честным человеком на деревне, — сказал ему Шишка.
— Спасибо им на слове.
— Слыхал, что у меня день ангела?
— Слыхал.
— А чего подарка мне не принес?
— Так ведь не за что.
Засмеялся Шишка.
— Правда твоя! Не за что. Ну а я тебя одарю.
Мигнул, и за спиною Петра встали удальцы.
— Гляди мне на лоб! — приказал Шишка.
— Гляжу.
— Богом клянусь, зазря поставили мне это клеймо. По напраслине! — Засмеялся. — Теперь-то я его заслужил. И вот мой тебе подарочек: отныне ты будешь ровня мне.
Бросились удальцы Петру руки крутить, а тот и не шелохнулся. Усмехнулся Шишка.
— Отпустите ему руки. Он терпеливый, видать.
Вынул из-за пазухи клеймо. Всегда, что ли, при себе держал? Накалили клеймо в печи, подали разбойнику.
Выскочил из-за стола Никита. Только стукнуть-то злодея нечем. Схватил тарелку оловянную, замахнулся…
Эх, коли бы все на пятерых-то! А все ни живы ни мертвы, руки под стол, ноги под себя — кутята.
Окружили Никиту пятеро и отошли, а Никита на пол сел, на бок завалился. И не охнул бедняга, только ручьями кровь.
Шишка и не посмотрел в его сторону. Поднял клеймо и приложил его ко лбу Петра. А Петр не шелохнулся.