Разбойник Кудеяр
Шрифт:
В тот день на вечерне братия Паисия приметила дюжего крестьянина.
Он молился истово. Клал такой широкий крест, что молящиеся от мужика шарахались, хоть в храме и не тесно было: кабы не задел ручищей ненароком.
Помолясь, отбив поклонов с полтысячи, крестьянин стал прикладываться к образам, не пропуская ни одной иконы.
К нему подошел греческий монах. Этот всем интересовался, в диковину ему были русские люди и русские обряды. На вопросы его отвечали охотно.
С крестьянином у Нифона разговор был
— У меня матушка молиться была здорова, — ответил Вася Дубовая Голова. — Она и меня молиться приучила. Поленюсь, бывало, а она меня и побьет. Так и привык.
Все, пряча улыбки, поотворачивались, и Нифон успел шепнуть:
— Коня приведешь в среду, в полночь, туда, где лес подходит к стене.
С тем Вася Дубовая Голова и отбыл.
Ночью игумен Паисий пристрастно спрашивал Руки Кренделями, но тот ничего дурного про монаха не сказал, а свою тягу к иноземцу объяснил толково: мол, с детства мечтал побывать в святых местах, особенно в Константинополе. Не удалось, так сподобился вот побеседовать с человеком из тех святых мест.
Паисий полюбопытствовал: что это за мужик, с которым грек разговаривал.
— Из Можар, — ответил Руки Кренделями. — Человек гулящий и глупый. К Петру-сеятелю в работники нанялся.
Часть 10
Рыбачья сеть
Глава 1
В среду Нифон Саккас с помощником своим опять считывал да сверял книги.
А ночью…
Сбросил грек монашескую рясу и стал Кудеяром. Открыл окно кельи, отодвинул подпиленную решетку, спрыгнул мягко, по-кошачьи, во двор. Пробрался на стену, по шелковой лестнице спустился в лес. Тут его ждали черный конь и Вася Дубовая Голова.
— Вернусь перед рассветом! — сказал ему Кудеяр и тронул повод.
Будто черное облако покатилось по земле. Обмотал Вася тряпками копыта — ни звука.
Анюта ждала Кудеяра, как назначено ей было, у Веселого ключа. Хоть погода стояла теплая, хоть и оделась хорошо и нож прихватила — от зверя, от недруга, — все равно дрожала. Прискакал Кудеяр, посадил в седло, обнял, поцеловал.
— Любое желание твое исполню! Скажи, достань со дна этого ручья клад, — достану.
Засмеялась Анюта. Тепло ей стало, покойно.
— Ан не достанешь клада!
— Ну, коли так, смотри.
Спрыгнул с коня, вытащил из саадака большой кинжал.
— Не старайся! — еще пуще засмеялась Анюта.
— Это почему же?
— Был здесь клад у тебя, да сплыл.
— Сплыл?
— Он теперь в горшках, а горшки те — какой в земле, а какой в печи.
— Да ты и впрямь что-то знаешь! — удивился Кудеяр.
— Как же мне не знать? Бывший
Засмеялся Кудеяр. Засмеялась и Анюта. Ах, как засмеялась! Обняла Кудеяра. Расцеловала.
И любились они и миловались, пока не отступила ночь за ближайшие сосны. И сказал Кудеяр Анюте:
— Слушай теперь меня внимательно. Передай Петру-сеятелю: ночью на первый день Пасхи на вашу деревню нападет атаман Шишка. А теперь еще внимательней слушай: береги себя. Береги! Я приду и сам расправлюсь с Шишкой, но ты береги себя!
И сказала ему Анюта на прощанье:
— И ты меня послушай. О всех ты помнишь — о себе не забудь. Жду я тебя.
Великий четверг начинался строго и благолепно. Монахи молились истово.
А Нифон, отстояв заутреню, и в четверг читал. Один сундук кончил, принялся за второй. Так бы и шло чтение, но вдруг Паисий вызвал к себе грека.
Спросил прямо, без словесных фокусов:
— Где ты был вчера ночью? Твоя келья была пуста, ряса лежала на полу, решетка на окне выпилена.
Нифон не увиливал от ответа. Лицо его стало надменным и непочтительным.
— Читай! — выхватил из-за пазухи тайную грамоту Никона.
Паисий грамотку прочитал и уже другими глазами посмотрел на грека: ученый, ученый, а хитер.
— Сколько лет я игуменом, таких вопросов еще не бывало…
— Никон собирает силы для великого дела. Православные церкви должны быть под одной митрой, под митрой Москвы. Великий замысел достоин Русского государства и государыни Москвы. Нужны деньги! Великие замыслы требуют великих денег.
— Пошли, я покажу тебе скудную казну.
Скрежетали ключи в замках, скрипели двери, гулькали шаги через пустые подвалы.
Казна и впрямь оказалась небогата. Нифон Саккас опечалился.
— Патриарх весьма рассчитывал на твой монастырь!
Паисий развел руками.
— Что же делать? Мы отдадим ради церкви нашей последний алтын. Пусть патриарх знает: мы с ним заодно, — вздохнул. — На Рязанщине люди безденежные.
Усмехнулся Нифон Саккас, и Паисий запомнил усмешку.
Ночью игумен был в тайнике. Увидал на пыльном полу следы двух людей. Велел позвать в келью свою Федьку Юрьева.
Утром Федька Юрьев и Нифон Саккас встретились, как обычно, в книгохранилище.
— Несчастье у нас, — сказал Федька, листая книгу. — Был при монастыре убогий, любил на колокольню лазить к звонарю. Да вот сорвался сегодня.
— Господи! — вырвалось у Нифона. — Кто же этот несчастный?
— Руки Кренделями, — сказал Федька и нагло посмотрел в лицо ученого монаха.
Ни тени, ни полтени; а у Федьки лицо сморщилось, как печеное яблоко, — улыбнулся.