Разбуди меня

Zetta

— Вот ещё! — вспыхнула Гермиона. Раздражение, вызванное таким поведением Тео, только усилило её невыраженный гнев. — Я сама решу, с кем и сколько мне общаться!

— Ошибаешься, солнышко, — протянул он, открывая дверь и останавливаясь в дверном проёме. — От себя не убежать. Если не сегодня ночью, так завтра ты сама придёшь ко мне.

— Ты так в этом уверен?

— А то.

— А я уверена в том, что буду общаться с Дином, равно как и с Джинни, Падмой, Асторией, Гарри... и Роном, наконец.

Тео даже содрогнулся от мгновенно накатившей ярости.

— Про Уизли можешь забыть прямо сейчас, — ледяным голосом сказал он, наклоняясь к ней. Слова прозвучали тихо, но оттого ещё более устрашающе. Он снова выглядел как голодный и злой ягуар, готовый броситься на врага, оспаривающего его право на добычу, и разорвать того на мелкие клочки. — Он тебе не друг, он твой бывший, и я не советую ещё хоть раз произносить при мне его имя.

Гермиона с храбростью, достойной истинной гриффиндорки, выдержала его не предвещающий ничего хорошего взгляд и ответила так дерзко, как могла себе позволить только она:

— Пора тебе уже понять, что ты не имеешь права что-то запрещать мне, повелевать мной и распоряжаться моей жизнью. Я личность, а не твоя игрушка.

Тео смотрел в её глаза, не моргая. Казалось, что он проникает в её мысли, желая найти опровержение только что произнесённым словам, но Гермиона даже не пыталась закрыть своё сознание, поскольку в этот раз то, что она говорила, целиком совпадало с тем, что она на самом деле думала.

— Разве я когда-нибудь обращался с тобой как с игрушкой? — сказал он глухо. — Я хоть раз обидел тебя?

— Напрямую нет, но косвенно — да.

— Опять пресловутые друзья?

— Именно. Тео, меня это всерьёз задело. Мне было неприятно смотреть, как ты куражился над Джастином; мне было стыдно за тебя, когда ты хамил Виктору; я боялась тебя, когда в начале года ты чуть не сжёг Дина, и, наконец, мне было просто омерзительно, когда вчера ты в полном смысле этого слова глумился над ним, пользуясь тем, что Дин взбешён и в таком состоянии плохо контролирует свою магию. Ты насмехаешься над теми, кто слабее тебя, имитируешь честный бой, а сам при этом заранее знаешь исход... Все эти поступки — отражение твоих худших качеств: подлости, лицемерия и эгоизма.

— Вот как ты теперь говоришь, — хмыкнул Тео, отказываясь до конца верить в то, что слышит это от Гермионы — девушки, которая ещё вчера утром рассказывала ему о своём детстве, смеялась над его шутками и горячо отвечала на его поцелуи. — Что-то я не припомню, чтобы после всех этих эпизодов, исключая разве что последний, ты гнушалась моего общества. Чуть не сгорел Томас — и ты позволила мне впервые себя поцеловать. Финч-Флетчли остался без палочки — и ты ночуешь в моей комнате. Крам узнаёт, что мы встречаемся — и ты сама тянешься ко мне, гладишь и целуешь в пустом кабинете.

— Я этого и не отрицаю. Потому что слишком велико было искушение побыть с тобой ещё хотя бы секунду, минуту, час. Ослеплённая своими чувствами, я закрывала глаза на все твои издёвки над теми, кто мне дорог. Потому что ты, Мерлин тебя возьми, для меня дороже их всех, вместе взятых! Но вчера ты перешёл все мыслимые и немыслимые границы. Я просила тебя прекратить эту перепалку с Дином, но вместо того, чтобы послушать меня, ты сломал ему палец... Ты хоть представляешь, как жутко это выглядело со стороны? Жутко настолько, что казалось нереальным! Но, знаешь, я даже рада: ведь то, что произошло вчера, хоть немного меня отрезвило.

Тео терпеливо дождался окончания фразы.

— Вообще-то, когда ты попросила меня отпустить его многострадальный палец, я выполнил твою просьбу.

— Ну ещё бы, ты ведь к тому моменту уже успел его сломать, — удручённо произнесла Гермиона и уронила голову, будто силы резко покинули её. Несколько минут она молчала, с трудом сдерживая внезапно подкатившие к горлу слёзы, но потом всё-таки заставила себя посмотреть Нотту в глаза. — Знаешь, Тео, порой я думаю, что твоя истинная страсть — ненависть, а не любовь.

— Это не так, — он покачал головой, глядя на Гермиону с таким выражением, словно видел её в последний раз. Он, конечно, уже понял, что последует за этим разговором, и готов был признать, что никогда ещё не чувствовал себя настолько подавленным. — Теперь ты наверняка не веришь ни одному моему слову, но всё же знай, что я никогда тебе не лгал. И я действительно тебя люблю.

— Ох, Тео... — вымученно простонала Гермиона, бессильно прислоняясь спиной к холодной каменной стене. — Когда любят, то учатся слышать друг друга, учатся уступать, ищут какой-то компромисс. Ты же и пальцем о палец не ударил, чтобы хотя бы попытаться понять меня и принять мой выбор... Такой вот каламбур.

Она тяжело вздохнула, не глядя на него. А он не знал, впервые не знал, что ей сказать, потому что в этот раз она была абсолютно права.

Повисло тягостное молчание. В голове Тео билось лишь одно: уж лучше бы Гермиона ему врезала, влепила хоть десять пощёчин, сделала бы что-нибудь, но не стояла вот так, молча, тихо всхлипывая и всё ниже и ниже склоняя голову перед неизбежностью судьбы, которая была намерена их разлучить.

Гермиона чуть шевельнулась, и Тео отчётливо понял: сейчас она уйдёт. Его охватило острое желание в последний раз прикоснуться к ней, но не успел он и протянуть руку, как уже в следующий миг Гермиона сорвалась с места. Скользнув мимо Тео в открытую дверь, на ходу утирая слёзы, предательски бегущие по щекам, она стремительно скрылась во тьме незнакомого коридора.

Прошло несколько минут, а он всё стоял, отрешённо глядя на каменную стену, о которую она опиралась, но которая уже перестала хранить её тепло, и пытался собраться. Никогда ему не было так трудно взять себя в руки. Никогда и никого он так не жаждал душой и телом наравне; так, словно вся Вселенная вдруг сосредоточилась в одном-единственном человеке, без которого и жить-то не было особого смысла.

Тео чувствовал, как что-то внутри него рухнуло, ощущал себя угнетённым, разбитым... Но вдруг в сознание ворвалась мысль о том, что его главная цель до сих пор не достигнута, что Волан-де-Морт по-прежнему не уничтожен. Она заполнила Тео до краёв, изгоняя все остальные мысли и переживания, не давая ему окончательно сломаться, упасть духом, помогая перенести душевную муку, что он испытывал сейчас... и будет испытывать ещё долго.