Разделяющий нож: Приманка. Наследие
Шрифт:
– Мы должны рассказывать себе лестные сказки, чтобы продолжать делать то, что делаем. День, год, десятилетие... Что остается? Лечь и умереть от отчаяния?
Фаун улеглась на спину и стала, как и Даг, смотреть на скользящие по потолку тени.
– Будет ли когда-нибудь конец?
– Может быть. Если мы выдержим. Мы думаем, что посеяно не бесконечное число Злых. Они не появляются под водой, в снегу, там, где нет деревьев или на старых пустошах. По картам, на которых мы отмечаем уничтоженные логова, видно, что их больше вблизи Мертвого озера, а чем дальше от берега, тем они встречаются реже. Мы говорим,
Во что он верит – что отчаяние когда-нибудь кончится? Или что не при его жизни? Скорее всего и в то, и в другое.
Даг сел, морщась, потянулся, беспомощно потыкался в пряжки своего протеза пальцами сломанной руки и в конце концов протянул левую руку Фаун, чтобы она на ночь освободила его от деревяшки. Фаун, как обычно, расстегнула ремни и отложила протез в сторону, потом, поколебавшись, решила, что им лучше будет спать не раздеваясь, и свернулась калачиком на привычном месте – под левой рукой Дага, где могла прижаться ухом к его сердцу. Когда она натянула одеяло на них обоих, Даг ни словом, ни жестом не выразил желания этой ночью заняться любовью, и Фаун с облегчением последовала его примеру. Угли в очаге подернулись золой прежде, чем кто-нибудь из них уснул.
5
Даг ушел сразу же, как рассвело, пробормотав какое-то оправдание и оставив Фаун укладывать вещи. Она сложила седельные сумки и одеяла на крыльце, подмела хижину и даже угли из очага выгребла и разбросала по влажной земле под деревьями, а Даг все не возвращался. Фаун собрала новый запас дров взамен израсходованного накануне – гроза наломала много веток – и в конце концов просто уселась на ступеньке крыльца, опершись подбородком на руку, и стала ждать. Стая диких индеек – скорее всего не та, которую они повстречали раньше, потому что теперь птиц было явно больше, – прошествовала по поляне, и они с Фаун обменялись мрачными взглядами.
На дорожке показался человек, и индейки разбежались. Фаун радостно подпрыгнула, но тут же ее плечи разочарованно поникли – это был Дор, а не Даг.
Дор неприязненно, но без удивления посмотрел на Фаун; наверняка его Дар сообщил ему, где они с Дагом нашли убежище накануне вечером.
– Доброе утро, – осторожно сказала Фаун.
В ответ Дор что-то проворчал и неохотно кивнул.
– Где Даг? – спросил Дор.
– Ушел. Он велел мне, – настороженно добавила Фаун, – ждать здесь, пока он не вернется.
Новое ворчание. Дор осмотрел свои тиски – мокрые, но не пострадавшие от грозы – и принялся открывать ставни в хижине. Поднявшись на крыльцо, он неприязненно глянул на Фаун, снял грязные башмаки и прошел внутрь. Через несколько минут он вышел снова с несколько разочарованным видом – должно быть, потому, что Фаун не оставила ничего, к чему можно было бы придраться.
– Вы не совокуплялись здесь прошлой ночью? – отрывисто спросил Дор.
Фаун бросила на него оскорбленный взгляд.
– Нет. Только какое тебе дело до этого?
– Иначе мне пришлось бы заняться очищением Дара. – Дор посмотрел на приготовленные на крыльце дрова. – Их собрала ты или Даг?
– Я, конечно.
Судя по выражению его лица, Дор пытался найти причину отвергнуть собранные ветки, но не смог. К счастью, в этот момент на дорожке показался Даг. Выглядел он довольным; может быть, его дело закончилось успешно?
– Ах... – Даг помедлил, увидев брата; они обменялись одинаково невыразительными кивками.
Дор мгновение помолчал, ожидая, что первым заговорит Даг, но потом проворчал:
– Умно было с твоей стороны вчера смыться. Тебе не пришлось выслушивать все жалобы.
– Ты мог отправиться на прогулку.
– Под дождем? Да и вообще – это, по-моему, уловка дозорных.
Даг опустил веки.
– Ты прав. – Он кивнул Фаун и вскинул на плечо свои и ее сумки. – Пошли, Искорка. Пока, Дор.
Фаун двинулась за Дагом, кивнув на прощание Дору; судя по тому, как тот открыл и закрыл рот, он явно хотел сказать что-то еще.
– С тобой все было в порядке? – спросил Даг, как только они отошли достаточно далеко, чтобы Дор их не услышал. – Со стороны Дора, я имею в виду.
– Пожалуй. Только один грубый вопрос он все-таки задал.
– Какой?
Фаун покраснела.
– Он спросил, не занимались ли мы любовью в его хижине.
– Ах... Ну, он правда имел законное основание этим поинтересоваться, только должен был спросить у меня... если уж думает, что в этом мне нельзя доверять.
– Я еще не успела спросить его, не смягчилась ли вчера ваша мама. Разве тебе не хотелось это узнать?
– Если и смягчилась, – рассеянно ответил Даг, – то не сомневаюсь: Дор сумел бы снова ее ожесточить.
Фаун тихо спросила, глядя себе под ноги на усеявшие грязную дорожку листья и ветки:
– Не испортило ли... не испортила ли твоя женитьба на мне твоих отношений с братом?
– Нет.
– Мне показалось, что он сердится на тебя... на нас.
– Я всегда его чем-то раздражаю. Такая уж у нас привычка. Не беспокойся на этот счет, Искорка.
Они вышли на дорогу и свернули направо. Даг не оглянулся, когда они шли мимо поляны с его семейными шатрами, и не сделал попытки к ним свернуть. Дорога шло вдоль озера, поворачивала к югу и тянулась между лесс: и несколькими группами шатров на берегу. Лучи утреннего солнца блестели на каплях воды на деревьях и ложились золотыми дорожками между стволов; прохладный влажный воздух пах дождем и мхом.
Не пройдя и четверти мили, Даг свернул налево на лужайку с тремя шатрами и таким же причалом, как и у остальных жилищ. Их отделяли от соседей ряд высоких орехов с севера и кряжистые фруктовые деревья с юга; под ними Фаун разглядела несколько ульев. На чурбаке перед одним из шатров сидел старик, одетый в обрезанные выше колен штаны, подвязанные веревкой, и кожаные сандалии, с седыми волосами, собранными в узел. Он резкими движениями выстругивал что-то, похожее на весло, и приветливо помахал ножом в воздухе, увидев приближающихся Дага и Фаун.