Раздолбаи. (Работа по специальности)
Шрифт:
– И родители не отмажут!.. – Эта жуткая фраза была последним, что он услышал внутри опоры. Напутственный толчок в спину; в глазах вспыхнуло, крутнулось – и Ромка снова очутился на светлом льдистом покрытии у подножия огромной золотистой башни. Удерживая равновесие, взмахнул руками, одна из которых по-прежнему была отягощена зеркальной кувалдочкой. Он даже успел подумать, что хозяйка-то, похоже, и впрямь бесстрашная. Вот тюкнул бы он её с перепугу по бестолковке… Но тут, прерывая мысль, что-то мягко и властно отодвинуло его в сторону; на том месте,
– Не убежишь, не надейся!..
Пятиэтажки нигде не было. Их выбросило в каком-то совершенно другом месте. Следует сказать, что несмотря на предупреждение, Ромка собирался именно вырвать локоть и пуститься наутёк, когда из-за скругления дальней опоры одна за другой хищно вывернулись чёрно-лиловые глянцевые «мусорки» и устремились к ним, как две торпеды.
Тётка немедленно отпустила Ромкин мосол.
– Да стенку мне развалил! – чуть ли не оправдываясь, объяснила она слепым продолговато-округлым тушам, круто осадившим в каком-нибудь метре от них.
На гладких кожухах шевелились блики, обе твари как бы принюхивались, причём с видом весьма подозрительным. Чем-то они в этот миг напомнили Ромке сторожевых псов, и ещё (чёрт его знает почему!) – Василия. Потом откуда-то подкатила ещё одна, поменьше, и тоже озабоченно повела рылом.
– И начал первый – руку вот чуть не сломал… – орала тётка. Ромка ошалело поглядывал на окружившие их механизмы. Нет, не Василия… Точнее – не совсем Василия… Ментовский патрульный микроавтобус, только сильно уменьшенный – вот что они ему напомнили!
– Ну чего стал? Иди! – На этот раз тётка не решилась сопроводить приказ толчком. Плохо дело… Ромка двинулся в указанном направлении, и чернильные лоснящиеся «ментовки» покатили следом. Кажется, влип…
– Побеги-побеги… – приговаривала тётка. – Они тебе побегут! Они тебе так побегут, что света не взвидишь!..
Надо было немедленно на что-то решаться. Либо тут же, не сходя с места, слёзно во всём покаяться, либо вдруг опрокинуть тётку на одну из машин – и давай бог ноги… Только ведь догонят, собаки, вон они какие шустрые…
Конвоируемый угрюмыми «ментовками», Ромка обогнул скругление опоры, и глазам его предстали две непомерно огромные глыбы. Таких здоровых он здесь ещё не видел.
Тем временем местность, словно разбуженная выкриками потерпевшей, начала волшебно оживать.
– Лёха! – лениво заорали поблизости (Ромка вздрогнул). – Цирк пропустишь! Клавка за правду воюет!
Послышалось ответное восклицание, и вскоре из-за выдающегося ребром бледно-золотистого выступа вышли двое. Один – постарше и потрезвее – в кольчужно мерцающем короткоштанном полукомбинезоне с широкими оплечными лямками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что комбинезон этот не то сплетён, не то связан из мягких, как веревочки, проводков. Лицо у обладателя кольчужно мерцающей спецовки было мудрое и морщинистое.
Второй –
– А Клавка-то, – заметил он, тараща радостные мутные глаза на проходящих мимо, – обрастать начинает…
– Ничего, – успокоил тот, что в спецовке. – Сунется опять куда-нибудь не спросясь – по новой облезет.
Оба, посмеиваясь, пристроились в арьергарде, однако вплотную приблизиться не решились, что тоже не ускользнуло от внимания Ромки, вообще чуткого в минуты опасности.
– Эй, малый, что натворил? – окликнул тот, что постарше.
– Стенку мне сломал! – последовал торжествующий ответ, прежде чем Ромка успел раскрыть рот.
– Ну так и чего? – сказал второй. – Кладовка будет.
Стриженая Клавка обернулась и воинственно упёрла кулаки в бока. Процессия остановилась. Зрители – тоже.
– А я просила? – Голос Клавки стал несколько визглив. – Я когда-нибудь кого-нибудь о чём-нибудь просила? Унижалась я когда-нибудь перед кем-нибудь?
Каждое «нибудь» падало подобно удару молотка, с каждым разом всё более приобретая какой-то неуловимо матерный призвук.
«Ментовки» терпеливо ждали конца разговора. Потом одна из них двинулась к зрителям и сильно обоих встревожила, чтобы не сказать, всполошила. Тот, что в пончо, кинулся к ближайшей глыбе, прыгнул на неё животом и, отбрыкивая воздух толстыми босыми пятками, вполз на покатую верхушку. Владелец спецовки, не торопясь, но и не мешкая, отступил с оглядкой к стене, поближе к теневому овалу. Затеплившаяся было у Ромки надежда, что эти симпатичные подвыпившие дядечки ему помогут, – рухнула. Они, явно, и сами побаивались глянцевых тварей.
– Да трезвый я, трезвый, начальник, – глумливо обратился с глыбы присевший на корточки толстяк, в то время как «мусорка» закладывала ленивый акулий вираж вокруг камушка. – Чего принюхиваешься?
– Ни стыда, ни совести! – сказала, как печать оттиснула, стриженая Клавка. – Тьфу!
И двинулась к дальней молочно-белой громадине.
– Ломай! – приказала она.
– А? – тупо отозвался Ромка.
– Ломай-ломай! Нанёс ущерб – так возмещай теперь! А ты как думал? Церемониться с тобой будут?
Ромка всё ещё не верил своим алым оттопыренным ушам.
– Как это – ломай?
– А как хочешь!
Происходящее сильно напоминало провокацию. Ромка оглянулся и вздрогнул. В нескольких шагах от него стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка с надменным скучающим лицом. Сверкающий, как фольга, балахончик, хитрого плетения поясок… Одна из «ментовок» сунулась было незнакомке под ноги, но та отогнала её ленивым движением руки.
– Ну ты, Клавка, зверь, – покручивая головой, заметил мудрый и морщинистый, по-прежнему держась на безопасном расстоянии. – Как он тебе её сломает? Она уж тут неделю стоит, никто за неё не берётся! Ты совесть-то хоть имей…