Раздвоение
Шрифт:
В своем безделии Дмитрий дошел до того, что занялся кулинарными изысками, читая рецепты в Интернете. Если эксперимент не удавался, он тихо спускал массу в унитаз, и только если получалось что-то съедобное, угощал вечером жену.
Наконец, пришло время вспомнить и про Петра. Пойти к нему учиться (разумеется, бесплатно) и проверить, насколько правдивы его байки, было отличной идеей. Дмитрий откопал старую записную книжку, позвонил Петру, поболтал немного о том, о сем, спросил про новые достижения клиентов, выслушал, а потом предложил: «Петр Николаевич, поучите меня бесплатно вашей методе, что вам стоит? По старой памяти».
Петр согласился, сделав оговорку, что терапии
Петр Николаевич имел страстишку учить людей. В принципе, не важно чему, подтягиваниям, готовке или своей методе. Временами он чувствовал, что готов доплачивать из своего кармана, лишь бы кого-нибудь обучать.
Они с Дмитрием договорились заниматься с половины седьмого до девяти вечера во вторник и четверг. Это не напрягало ни того ни другого. У Петра Николаевича к этому времени кончался «рабочий день» и как раз по-настоящему разжигался аппетит к общению, а до вечерних телефонных разговоров оставалось полно времени. Дмитрий же продолжал высыпаться: уж чего он не любил, так это рано вставать и быть обремененным утренними делами.
С первого же дня Петр Николаевич очень проникся к ученику, поскольку тот спокойно слушал, кивал, не перебивал и не задавал вопросов о несуразностях в обучающих курсах. Петр Николаевич до того расчувствовался, что хотел предложить Дмитрию бесплатный тьюнинг, но вовремя одернул себя и вместо этого настоятельно посоветовал Дмитрию бегать по утрам, заниматься соло-тьюнингом и есть витамины.
Дмитрий пренебрег этими советами. Он довольно крепко занимался с гантелями перед обедом, иногда по три часа подряд, чтобы не осоловеть от безделья, и считал, что такая нагрузка достаточна. Вешать на себя бег, сразу после сна, в зимнюю стужу и темень, казалось изуверством. Витамины он не хотел есть, потому что испытывал стойкое предубеждение к таблеткам.
Что касается соло-тьюнинга, он пробовал несколько раз: расслаблялся, закрывал глаза и мысленно возвращался в приятный случай из прошлого. Иногда кончалось тем, что он вспоминал, как впервые переспал с женой, и после этого ему было трудно дотерпеть до вечера, когда она вернется с работы. Иногда он банально засыпал, точно так же, как и всю жизнь при попытках йоговской медитации.
А вот обучающие курсы Дмитрию нравились. Они были наполнены картинками. В виде комиксов изображались разные жизненные ситуации. Друг одолжил машину, чтобы покататься с девочкой, а потом разбил, и скрывал это. Друг поступил нехорошо, что скрывал. Ему следовало в письменной форме написать о своем проступке и сдать текст инспектору парагмологии, после чего у него обязательно появились бы силы прийти к другу и во всем признаться. Две девушки пошли на курсы машинисток. Одна из них не поняла значения слова «абзац» на первой лекции. Она не прояснила для себя значение слова по словарю. В результате, она перестала понимать весь дальнейший материал курса.
Она стала скучать, засыпать. Она теряла терпение и злилась, когда у нее не получалось набрать строчку без ошибок. А другая девочка тоже не поняла слова «абзац», но до этого она занималась в парагмологии и знала важность непонятых слов. Она воспользовалась словарем. В результате одна девочка бросила занятия и стала пить, а другая с счастливой физиономией и дипломом в руках вышла из здания с вывеской «Курсы машинисток». Под руку ее сопровождал инспектор парагмологии. Инспектор парагмологии был обязательным персонажем всех обучающих курсов. Он не вылезал из костюма с галстуком, имел аккуратно зачесанные набок волосы, армейскую выправку и умеренную улыбку. Дмитрий прозвал его про себя «Капитан Супер».
Каждое утверждение обучающего курса дублировалось вот такой серией картинок.
В частности, душещипательная история про двух машинисток демонстрировала «главный принцип обучения»: единственной причиной, по которой человек бросает учиться или справляется плохо, являются непонятые слова в дисциплине, причем фатальный эффект может оказать даже одно непонятое слово, поэтому следует постоянно спрашивать себя, понимаешь ли ты смысл каждого слова полностью, и если не понимаешь, то смотреть по словарю. А для закрепления материала — демонстрировать слово с помощью «демонстрационного набора».
Демонстрационный набор красной нитью проходил через учение парагмологии.
Каждую истину в обучающих курсах требовалось изображать символически, с помощью канцелярской мелочевки.
Предполагалось, что ученик не имеет шансов освоить материал, если не будет делать демонстраций. Он провалится в обучении и в том случае, если будет забегать вперед в обучающем курсе, прочитывая последующую истину без демонстрации предыдущей.
Поскольку Петр не боялся давать курсы своему особому клиенту на дом, Дмитрий нарушал правило. Он хаотично проглядывал все «комиксы» в курсе и даже прочитывал кое-что из текста. Вид больших абзацев, впрочем, нагонял на него тоску, и он читал только маленькие, в одну строку, или курсивные, или обведенные когда-то рукой Петра.
Последний вариант привлекал его больше всего.
Приходя на занятие, Дмитрий садился за стол, плечом к плечу с Петром, получал от него банку с обгрызенными ручками, разломанными ластиками, скорлупками от киндер-сюрпризов, и передавал ему кипу обучающего курса.
Тот, поддерживая суровое выражение на лице, брал бумаги, открывал, слюнявя палец, нужную страницу и торжественно зачитывал: «Продемонстрируйте, используя демонстрационный набор, принцип первый обучающего курса «непонятое слово»».
Иногда он сбивался во время чтения, как будто не вполне четко знал содержание курса и сталкивался, временами, с неожиданными для себя словами. Тогда он либо прочитывал их по слогам, либо говорил: «Брррр, читаем снова». Эта странность Петра Николаевича открывала для Дмитрия новые грани истории с Володиным хвастовством про чтение.
Зачитав, Петр Николаевич становился особенно серьезен и говорил: «Приступайте!».
Дальнейшее было для Дмитрия источником большого веселья.
Предполагалось, что люди должны всерьез раскладывать демонстрационный набор дома, готовясь к суровому экзамену. Когда Петр Николаевич, без объяснений, отклонял одну демонстрацию за другой со словами: «Фейл. Попробуйте еще раз», ученики, по идее, должны были мучиться и злиться, доходя порой до исступления. Не таков был Дмитрий.
Он, слабо представляя, каково содержание нужного принципа, начинал выкладывать первое, что приходило в голову, делая про себя ставки, будет демонстрация отвергнута, или нет. Он брал карандаш, клал на стол, накрывал сверху куском ластика, поперек клал еще один карандаш и говорил: «Ну, вот это карандаш… в смысле, это слово.
Оно не понято, — он показывал на ластик поверх карандаша. — Ну, и наступает п-ц», — он показывал на второй карандаш. Петр Николаевич, не в состоянии сдержать улыбку, говорил: «Карандаш — это «наступает» или «п-ц»?» — «И то и другое, — отвечал Дмитрий. — Смотрите, как он наступает», — он хватал карандаш и делал им возвратно-поступательные движения на поверхности стола, чтобы показать, как он наступает.