Раздвоение
Шрифт:
«Давайте, вылезайте, заходите в гараж, там потеплее, а то задубеете». Леша открыл перед Олегом дверь, и Олег подумал: «Вот, сейчас», но заробел и встал около Леши, спрятав руки в карманы. Мужик загнал машину в гараж, сходу, ни разу не сдав назад. «Пошли, — сказал Леша Олегу, — в гараже теплее» — «Я не пойду!» — взвизгнул Олег. «Ну, как хочешь», — и Леша с Димой скрылись внутри. Из гаража послышалось пронзительное, громкое жужжание, потом был долгий монотонный стук, потом что-то упало на бетон.
Потом кряхтение и натужное: «Давай, мужики, вправо». Олег стал замерзать и решил, что через пять минут убежит. Раздалось тарахтение двигателя, и машина выкатилась обратно.
У нее была новенькая дверь, идеально подходящая по цвету. Она выделялась только своей идеальной чистотой. Из машины вышел суетливый мужичок, нервно оглянулся на Олега, махнул рукой и сказал: «Все, садись, парень. Задрог, небось». Из гаража вышел Леша, отвел в сторону мужичка. Дима подошел к «Волге» и, садясь, сказал Олегу: «Залезай, сейчас
Настроение у Леши после замены двери стало великолепным, и он весело насвистывал вслед за песнями по радио. Скоро они проехали метро Новогиреево, и Олег подался уже вперед, чтобы попросить высадить его, но промолчал. Через несколько кварталов из пятиэтажек они припарковались у продуктового магазина, на витрине которого наискось зеленой краской было написано: «Мясо. Рыба. Пиво. Водка. Табак».
«Посиди, машину посторожи, мы сходим затаримся, — обратился к нему Дмитрий. — Тебе что купить?» Олег полез было за кошельком, одернул себя и сказал: «Мне ничего не надо» — «Ладно, мы водяру возьмем, пива и пельменей. И еще чипсы. Устроит?» Не дождавшись ответа Олега, Леша заглушил мотор. Они с Дмитрием вышли.
Олег оставил мысль, что его хотят ограбить, и теперь напряженно думал о том, может ли ученик Петра Николаевича быть таким грубым скотом, как Дмитрий, и водиться с такой дрянью, как этот Леша. Пожирание водки с пельменями никак не совмещалось в представлениях Олега с саморазвитием, которого олицетворением был Петр Николаевич.
С другой стороны, мучительно взвешивал Олег, Петр Николаевич сам то и дело специально выпячивает грубость и приземленность. Чего стоит хотя бы его монолог про еду: «Жрать — дело свинячье, вы не забивайте себе этим голову. Жареное, острое, все что нравится. Жизнь она на то и жизнь, чтобы удовольствие получать. А вегетарианцы они сплошь импотенты. А вы к тому же худой, вам надо мясо жрать центнерами… Вот, я вам еще расскажу, вы не перебивайте. У нас в армии был мусульманин, так, когда нам сало досталось, жрал со всеми вместе, и ничего, не умер. Так что не забивайте себе голову». И про грязные развлечения он тоже ни разу не отозвался плохо: «В юности бухать это нормально. Я сам, знаете, как пил в шестнадцать?! Ого-го! То и дело, нажрусь и пойду с друзьями по Алма-Ате шататься. Домой приходил или с разбитой рожей или с разбитыми кулаками, никогда без приключений не обходилось. Так что вам все можно: бухать, драться, девчонок портить. Главное, потом вырасти из этого не забудьте, а так, пожалуйста… А вот я еще вам скажу, ко мне иногда приходят клиенты, которые не добесились. Мужику сорок пять, а он по любовницам шляется. Просто в юности от девочек шарахался, вот у него и заклинило мозги. Все нормальные мужики женам верны, детей воспитывают, а он по любовницам и вино с ними пьет. Понимаете?» Но с другой стороны, Петр Николаевич строго против курения, оспаривал свои же доводы Олег, а эти двое постоянно смолят. Он вспомнил, что Петр Николаевич однажды рассказывал ему про одного тьюнера из парагмологии. Петр Николаевич тогда еще проходил обучение. На весь Центр был только один тьюнер двенадцатого уровня. Про него все говорили, что он творит чудеса и учился у самого Бубарда. Так вот, он после каждого сеанса несся в административную часть здания и прямиком на лестницу, в курилку. Там он, бледный и весь в поту после сеанса, глубокими затяжками уничтожал две сигареты подряд и шел обратно, готовиться к следующему сеансу. Петр Николаевич говорил, что это было последней каплей, после этого он решил уйти. Он окончательно убедился, что в организации извращали тезисы Бубарда и занимались обманом клиентов. У Бубарда в книге было сказано, что курильщик заведомо не может иметь высокий эмоциональный фон, потому что лишь Духовные Сущности с фоном ниже 45 % (злость) намеренно вредят своему телу. Это значило, что клиент курящего тьюнера не мог рассчитывать на большее, чем 45 % — фон даже ниже средней для общества скуки (60 %). По сути, клиенты платили по двести долларов в час за ухудшение своего состояния.
Воспоминание об этой истории подвело черту колебаниям Олега. Он решил, что Дмитрию доверять нельзя, и что нужно срочно найти таксофон, позвонить Петру Николаевичу и обо всем рассказать. Мобильного телефона у Олега не было, он отказывался от него из протеста. По его мнению, мобильными телефонами пользовалось только быдло, которое не в состоянии тратить деньги на стратегические вещи (к коим он относил занятия с Петром Николаевичем). В связи с мобильным телефоном, у него были три ассоциации. Все три — сцены последнего года. Первая — его одноклассница вдруг кричит: «О! Мне смс-ка пришла! Это Даша пишет, говорит уже на подходе», а через минуту в класс входит эта самая Даша, улыбаясь до ушей: «Ты получила мою эсэмэску?»
Вторая сцена — ненавидимый им одноклассник Данил идет по улице из школы, в одной руке, вытянутой в сторону, мобильный телефон. Данил косится на него и что-то щелкает на клавишах. В другой руке сигарета, он отнимает ее ото рта широким жестом, выпускает из ноздрей дым и говорит своему приятелю: «Слышь, ну я ей отэсэмэсил, чтобы на Бухло
Итак, Олег решил сбежать, найти таксофон и позвонить Петру Николаевичу. Он надеялся, что когда расскажет всю историю, Петр Николаевич сжалится, простит пропуск и переназначит занятие. Он старался отогнать мысль, что по своей глупости и мягкотелости потерял целое занятие с Петром Николаевичем, или две тысячи рублей. На мгновение он задумался об ответственности за машину: его попросили посторожить, оставили включенным радио и не заперли двери. Но перспектива дожидаться их и объясняться, уговаривая отпустить его (он воспринимал это исключительно так) была страшнее. В конце концов, это незнакомцы, которые водят меня за нос и отнимают мое ценное время, я не должен заботиться об имуществе какой-то там курящей и пьющей мрази. Он оглянулся, оценивая обстановку. Для того, чтобы шмыгнуть во двор, нужно было пробежать всего пятьдесят метров. Как только он окажется во дворе, они его уже не найдут, и риск расплаты исчезнет. Дальше он спокойно доберется до метро, проедет одну станцию, чтобы замести следы, найдет таксофон и позвонит Петру Николаевичу.
Он колебался, собираясь с духом для побега, когда ему вспомнилось старое предостережение отца. Отец осуждал его увлечения «сектами», как он это называл, и считал, что все «психологи, астрологи и прочая шушера» являются гомосексуальными педофилами и только поэтому выбирают себе такое призвание. Олег ни в коем случае не мог предположить такую склонность у Петра Николаевича, но вот у этих двоих, Дмитрия и Леши — вполне. Ему вдруг представилось, как его привозят на квартиру, где «свежего мяса» ждет с нетерпением дюжина педерастов. Его приковывают к батарее и имеют до самого утра с короткими перерывами, а потом отпускают. Он враскоряку бредет к метро, понимая, что ни в коем случае нельзя подавать жалобу в милицию, и мучительно думая о том, каков шанс, что кто-то из педерастов был вич-инфицированным.
У него уже был в жизни эпизод ужаса перед заражением. В феврале десятого класса, ровно год назад, он решил переломить линию своего домоседства, депрессии, изоляции и постоянных ангин. Тогда он еще не общался с Петром Николаевичем и не знал, что тьюнинг — единственный способ избавиться от болезненности. Он думал, что для прекращения болезней достаточно зарядки и спорта, и решил начать кататься на лыжах, потому что жил рядом с лесопарком. Он нашел по телефонному справочнику центры проката лыж (по Интернету он искать не стал, думая, что реклама в Интернете гарантирует, что фирма будет намного дороже), выбрал ближайший и взял за сто рублей в месяц с залогом шестьсот советские деревянные лыжи. В первую же поездку одна лыжа наехала на древесный сучок и треснула поперек, по шву склейки. Олег вернулся домой пешком, очистил трещину от снега, высушил феном, обезжирил спиртом и заклеил клеем-моментом. Но после пары поездок клей поддался. Олег снова высушил их, но не только посадил на клей, а еще обмотал скотчем. Он не знал, насколько конструкция крепка, и взял скотч и нож с собой. Наклеенная на лыжу лента быстро сбилась, он остановился, и стал обматывать лыжу заново. Лента не прилипала к влажной от снега лыже, в раздражении он резко отсек намотанный кусок скотча и задел палец. Из косого пореза хлынула кровь, и Олег с ужасом подумал, что находится посреди грязного парка, лезвие его ножа не обработано спиртом, а лыжи, которые он трогал, до него побывали в сотне рук. Ему нечем было остановить кровь, и он сначала подсушил рану рукавом свитера, а потом плотно замотал палец скотчем. Он чувствовал, что домой ехать нельзя, потому что это будет безоговорочным поражением, и он тогда больше никогда не пойдет кататься на лыжах. С ощущением: «Я настоящий мужик, я герой, я не сдаюсь, несмотря на раны», — он продолжил кататься, поминутно отгоняя мысли о возможном заражении. Ему представлялось два варианта — столбняк, который развивается от попадания грязи в глубокую, лишенную доступа кислорода рану, и вич, про который он знал, что он передается через кровь. Он изматывал себя лыжами, глубоко дыша и жмурясь от твердых крупинок снега. Его переполняло чувство трагизма: «Герой продолжает дышать полной грудью, несмотря на то, что уже обречен». Придя домой, он долго промывал рану, обрабатывал ее спиртом и залил йодом так, что сожгло кожу. В следующие дни он прочитал все доступное про вич и понял, что заразиться таким образом все-таки не мог.
Итак, еще сидя в машине, Олег предположил вариант с групповым изнасилованием и больше не мешкал. Он вылез из машины и хотел уже бежать, когда увидел Лешу с Дмитрием на выходе из магазина. «Да нет, не помогай, мы донесем», — крикнул Дмитрий. Олега словно парализовало. Он стоял и наблюдал, как они грузят в багажник два ящика пива, шесть бутылок водки и пакеты с едой. «Да садись, чего встал?» — бросил Дмитрий. Олегу в тоне голоса послышалось раздражение, и он решил, что за время в гараже и магазине Леша настроил Дмитрия против него. «Как обычно, думаешь купить хавки на косарь, покупаешь на три», — пожаловался Леша, заводя машину — «Не говори, особенно в супермаркете, — поддержал Дмитрий. — Наберешь в тележку всякой хуйни, домой придешь и думаешь, чё с этим делать?!»