Раздвоенное сердце
Шрифт:
– Эли, чёрт, сейчас же просыпайся. Мы приехали!
Я попыталась сбросить руку со своего плеча, но она ухватилась за него ещё сильнее. Ногти впились глубоко в мою кожу. Потом внезапно стало так светло, что мои глаза открылись сами. Тильман светил мне фонарикам прямо в лицо. Тильман? Внезапно я осознала, где была.
– Мы приехали, - сказал Тильман ещё раз и показал раздражённо вперёд. Как зловещий монстр перед нами возвышалась клиника.
– Что теперь?
– Чёрт, чёрт, - причитала я. Я не могла больше пошевелить ногой. Она свисала, как будто не принадлежала больше
Колин лежал холодный и неподвижный позади меня, всё ещё съёжившись, но его черты лица разгладились.
– Ты уверенна, что он жив?
– спросил Тильман скептически.
– Да, - ответила я, тяжело дыша, и осмотрела мельком свою ногу. Она была покрыта чёрной коркой, но из раны теперь сочился только сок.
От кровопотери я, во всяком случае, не умру. А если умру, то скорее от инфекции. Но она убьёт меня лишь через несколько дней. Гной, высокая температура, сепсис. Похороны.
– Почему ты хочешь завести его туда?
– Мёртвые души, - объяснила я кратко, потому что каждое слово приносило боль.
– Работают как защитная броня, потому что им больше не снятся сны.
Я подождала несколько секунд, прежде чем снова смогла говорить без того, чтобы мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Потом я взяла паука и отдала его Тильману.
– Пожалуйста, возьми его, может быть, он мне ещё понадобиться.
Неохотно он подчинился и засунул банку в карман своей куртки с капюшоном.
– Мы должны отвести его поближе к закрытому отделению, - продолжила я приглушённо.
– Там будет для него самое безопасное место. В какую-нибудь пустую комнату.
Закрытое отделение. То отделение, где лечат самые сложные случаи психических заболеваний. Люди, которые пытались убить себя или других, у которых была сильная зависимость от наркотиков. Или вообще больше не знали, кем они были, и следовали за какими-то воображаемыми голосами, которые приказывали им невероятные вещи. Всегда, когда папа рассказывал об этом, у меня пробегали по спине ледяные мурашки. И в то же время меня одолевало безудержное любопытство. Именно поэтому я теперь об этом так много знала, чтобы бояться этого.
– Значит, нам нужен план сражения, - предположил Тильман задумчиво и нахмурился.
– У тебя он есть?
Я только покачала головой. Мне это уже надоело - составлять планы. А слово «план» я больше не могла слышать. Но то, как мы выглядели... Мы были более чем подозрительными. Я всё ещё была покрыта землёй, ветками и цветами. Колин - да, что было с Колином или что он делал, я точно не знала. Но так как Демоны Мара не могли спать, он, скорее всего, был в сознании. Тем не менее, и его тоже никто не должен видеть. Его брюки и рубашка были порванными, а к его белой коже всё ещё прилипали остатки крови. Тильман выглядел более-менее нормально, но это нас не спасёт. Я посмотрела на часы в машине. Около шести утра. Потом мой взгляд последовал по тёмному недружелюбному фасаду здания клиники.
Закрытые отделения почти никогда не находились на первом этаже. Обычно их устраивали на третьем или четвёртом этажах. Да, в верхней части здания я смогла увидеть решётки на окнах. А с этажа выше, как раз под самой крышей, спускался пожарный шланг до самого мощёного двора. Многие грязные непрозрачные стёкла окон имели трещины, и не было никаких жалюзи или ставень.
– Хорошо. Теперь у меня появилась идея, - сказала я собрано.
– Я думаю, медицинский персонал делает в это время обход пациентов, разносят завтрак и выдают таблетки. Мы дождёмся благоприятного момента, когда мы его незаметно сможем поднять на верхний этаж. Потому что выглядит так, будто там идет ремонт. И сегодня воскресенье. Строителей там не будет.
Я вытерла, как смогла, землю с лица, но она прилипла, как цемент, к моей коже. Запах орхидей становился всё интенсивнее. Но моей самой большой проблемой была моя нога.
– Тебе придётся поддерживать меня.
– Без проблем, - ответил Тильман.
– А что же с ним?
Я обернулась к безжизненному телу позади себя.
– Колин?
– спросила я тихо и провела по его бледной щеке. Медленно его длинные, изогнутые ресницы поднялись, и он посмотрел на меня - испытывая отвращение к себе и всё ещё злясь, но в себе. Он ничего не сказал.
– Я думаю, он не разговаривает, чтобы сэкономить силу, - предположила я беспомощно. Потом я посмотрела Колину глубоко в апатично блестящие от лихорадки глаза.
– Но нести мы тебя не сможем. А теперь, пожалуйста, никаких больше игр наподобие того, кто над кем возьмёт верх. Я не Луис.
Я протиснулась мимо Колина и вылезла из машины. Как в замедленной съёмке и всё-таки удивительно плавно, он выпрямился, вышел из машины и подошёл к нам. Его веки ни разу не моргнули.
– Как мы пройдём мимо вахтёра?
– спросил Тильман объективно.
– Ты её можешь как-нибудь отвлечь? Парализовать или что-то ещё?
– попросила я Колина и бросила взгляд на худую женщину в домике для вахтёров, которая уже удивлённо смотрела на нас.
Колин повернулся призрачно медленно в её сторону и уставился своими глазами в её. Её голова упала безвольно в сторону. Она уснула. Колин незаметно кивнул. Его ледяное дыхание погнало нас вперёд.
С жатой челюстью и кулаками я подавила крик, когда моя нога наткнулась на дверь лифта. Колин облокотился неподвижно о стену и опустил веки. Может, он медитировал, чтобы подавить своё отвращение?
Я изучала панель с кнопками. 1, 2, 3, 4. Пятого этажа нет. Разве папа не рассказывал недавно о невыносимых условиях? То, что строители каждое утро, в полдень и вечером, шумя, проходят мимо его самых тяжёлых и больных пациентов, чтобы попасть к лестнице, ведущей наверх, на чердак? Я нажала на кнопку с 4. Лифт начал двигаться. Даже из-за этого небольшого рывка я зашаталась от боли. Тильман перехватил меня. Короткий подъём отдался тревогой в животе.
– Можешь, пожалуйста, ещё раз?
– спросила я Колина нежно. В конце концов, нам нужно было как-то войти. А закрытые отделения вели к неизбежно закрытым дверям. Он не ответил. Его молчание поколебало моё терпение.