Разгневанная земля
Шрифт:
У тюрьмы Аулих увидел разочарованную толпу: солдаты генерала Шлика, последними покинувшие Пешт, увели с собой пленников.
На вопрос о судьбе Баттиани старый тюремный сторож сообщил, что арестованный граф содержится в будайском каземате.
Народ всё прибывал на улицы. Никому не сиделось дома в этот счастливый день. Всё больше весенних цветов и национальных значков расцветало на груди у гонведов — ими щедро одаряли воинов пештские женщины.
Аулих заметил в толпе немолодую женщину, с надеждой глядевшую на него. Когда их глаза встретились, женщина заплакала. Генерал спрыгнул с лошади, протиснулся к плачущей, участливо положил руку ей а плечо:
— Много натерпелась, матушка?
Женщина, смущённая и растроганная таким вниманием генерала, перестала плакать и с неожиданным спокойствием ответила:
— И-и, милый, не обо мне речь. Одной разве мне пришлось хлебнуть горя! О Яноше, о сынке моём единственном, тревога…
— Яношей в армии много… Фамилия-то как? — спросил Аулих.
— Яношем Мартошем звать его.
— Знаю я капрала Мартоша. Он жив, здоров. Можешь гордиться таким сыном… Его эскадрон сейчас в другом месте стоит, неподалёку отсюда. Где тебя найти?
Генерал говорил, и лицо Марики прояснялось, морщинки как будто исчезали, глаза светлели, а улыбка делала его совсем молодым.
— В каменоломнях я работаю, в бараках там живу… Господи, отец родной, разыщи моего сына!
— Сын придёт к тебе! Обещаю! Прощай, да хранит тебя бог!
Крепко пожав руку Марике и ласково кивнув ей на прощание, Аулих вскочил на коня.
Молодая, хорошо одетая женщина, наблюдавшая эту сценку, повинуясь чувству благодарности, которое испытывали сегодня все жители Пешта, бросилась к Аулиху и, притянув к себе полу его шинели, бережно дотронулась до неё губами.
Глава десятая
Старый лоточник
«Можно владеть Коморомом и не быть хозяином Венгрии, но нельзя быть хозяином Венгрии, не владея Коморомом» — гласит старая венгерская поговорка.
«Ключом к Венгрии» называли крепость Комором из-за выгодного местоположения этого города.
Тяжёлые орудия, глубокие подземные ходы, надёжные береговые укрепления и естественные каменные преграды сделали крепость неприступной.
С самого начала зимнего похода австрийцев Комором был обложен неприятельскими войсками.
Занятие австрийцами крепости Буды не мешало развитию наступления венгерских войск. Иное было с Коморомом. Надо было добиться, чтобы австрийцы сняли осаду с Коморома, тогда венгерская армия сможет беспрепятственно продвигаться к границам Австрии.
Комором раскинулся на мысе острова Шютт, при впадении реки Вааг в левый рукав Дуная.
Старинная крепость представляет собой четырёхугольник с бастионами, под которыми находятся просторные подземелья и казематы. Эту старую крепость прикрывает новое, далеко раскинувшееся укрепление. Между обеими крепостями, старой и новой, остаётся обширное пространство с неприступными оборонительными редутами. Два предмостных укрепления [67] расположены на левом берегу Ваага и на правом берегу Дуная. Таким образом, для блокады крепости требуется очень большое количество войск.
67
Береговые укрепления для обороны переправы.
В войну 1849 года Комором приобрёл огромное значение. Проникнуть в крепость не было никакой возможности. В то же время благодаря предмостным укреплениям гарнизон мог безнаказанно делать вылазки и пополнять военный инвентарь и продовольственные запасы осаждённых.
Такие внезапные нападения кавалерийских частей гарнизона, поддерживаемые лёгкой артиллерией, доставляли много хлопот австрийцам.
Однажды в полдень близ хорватских траншей показался старик в лохмотьях, с всклокоченными волосами, на которые была напялена старая примятая шляпа. Не таясь ни от кого, он шёл прямо к городу Коморому.
Это был еврей-разносчик с иголками, ваксой, нитками, химическими спичками и детскими игрушками. Пользуясь правом, дарованным евреям в Венгрии, — беспрепятственно путешествовать по стране, он шёл не спеша от самого Дебрецена до Коморома по горам и равнинам, городам и деревням, предлагая свой немудрёный товар. Нередко коробейник подвергался всевозможным насмешкам: ребятишки дёргали его за длинные волосы, бросали в него камнями, а пьяные хорватские солдаты крали у него ваксу. С австрийцами он объяснялся на еврейском языке, во многом сходном с немецкой речью. Так забрёл он в один прекрасный день в окрестности Коморома и был замечен австрийскими патрульными, которые задержали его с единственным намерением развлечь своих товарищей в траншеях.
— Да ты не бойся, — подбадривали они старика. — Расскажешь, что делается на белом свете, покажешь, какие у тебя товары. Может, ты и песни петь умеешь?
Старик упирался, с трудом подбирал немецкие слова, объяснял, что торопится добраться к вечеру до селения, где переночует. Но беспокойство разносчика только смешило солдат, и они привели его в окопы, где такой неожиданный гость вызвал бурное веселье. Однако несчастный разносчик вдруг рассвирепел и потребовал дежурного офицера. Когда тот появился, еврей гневно накинулся на него:
— Почему эти здоровые парни напали на несчастного старика? Это всё потому, что никто не хочет честно трудиться, чтобы заработать себе кусок хлеба. Вот люди и затевают войны. Вы сидите здесь вооружённые, а там, в крепости, окопались такие же бездельники… Только и ждёте удобной минуты, чтобы пырнуть друг друга штыком… А не лучше ли договориться по-хорошему и разойтись всем по домам?
Он говорил на искажённом немецком языке, но его понимали и… хохотали. Развеселился и офицер:
— Послушай, да ты, может, и в самом деле нас помиришь?