Разгневанные почтальоны
Шрифт:
В помещении, почти таком же стерильном, как операционная в больнице, им выдали странное обмундирование: зеленый комбинезон с западного типа ширинкой на молнии — от воротника до паха.
— Глухой Мулла ждет вас, — сообщил Саргон.
В молчании они надели черные ботинки и обмотали вокруг шеи зеленые в клетку каффьи.
Юсеф чуть не подпрыгнул от радости. Каффья была достаточно длинной, чтобы спрятать его недостойный мусульманина нос. Прекрасно! Возможно, теперь он добьется уважения египтянина.
Их
— Это моджахеды из афганской организации «Талибан», — пояснил Саргон.
Юсеф кивнул. «Талибан» означает «Идущие к свету». Именно такие ребята сломали хребет русскому медведю.
Глухой Мулла сидел в небольшой нише за загородкой из зеленого стекла — цвета Красного моря на закате.
Едва лишь Юсеф и Джихад Джонс приблизились. Мулла поднял слуховую трубку и приставил ее к правому уху.
— Салям алейкум, мои шухада, — нараспев произнес он.
Юсеф Гамаль и Джихад Джонс опустились на колени. Именно для этой цели перед Глухим Муллой были расстелены ковры. Сердца вошедших учащенно забились. Их только что назвали шухада — титулом, которым именуют только мучеников, находящихся на пути в рай.
— Вы хорошо поработали во имя Аллаха, — добавил Глухой Мулла.
— Благодарим тебя, Амир аль-му'минин, — разом ответили оба, величая Муллу «Вождем правоверных».
— Но вас ждут новые дела.
— Я готов, — откликнулся Джихад Джонс.
— Презренный пес! — выпалил Юсеф. — Я прямо-таки сгораю от нетерпения взяться за дело.
— Когда речь заходит об уничтожении этой прогнившей страны неверных, нам следует сохранять спокойствие.
Юсеф овладел собой и сложил руки на коленях. То же самое сделал и Джихад Джонс, но Юсеф злорадно заметил, что у египтянина это получилось хуже.
— Сегодня мы вернули в сердца безбожных американцев страх перед Аллахом. Хорошо, но это только начало.
Джихад Джонс и Юсеф кивнули. Глухой Мулла говорил правильные слова.
— Есть нечто такое, что сильнее, чем страх перед джихадом. Это боязнь того, что Запад называет «исламской атомной бомбой». Они давно ее боятся, и их страх велик. Но до сегодняшнего дня никакой «исламской атомной бомбы» не было. Она существовала только как пугало для неверных.
Гамаль и Джонс обменялись удивленными взглядами.
— Да, по выражению ваших лиц я вижу что эта новость слишком хороша, чтобы в нее поверить. И все же так оно и есть. В то время как западные разведывательные органы охотились за немецкими, польскими и русскими учеными, стремясь оградить исламский мир от запретных знаний, здесь, в самом сердце земли неверных, мы создали настоящую исламскую бомбу.
В прохладной комнате надолго воцарилось молчание.
— Многие месяцы тянулись в ожидании того, что называется системой доставки. И вот наконец создана и она.
— Система доставки, о святейший? — переспросил Джихад Джонс.
— Это ракета. Величайшая ракета в мировой истории.
— Такая огромная? — осведомился Юсеф.
— Вы сами скоро сможете об этом судить, — нараспев проговорил Мулла из-за зеленой перегородки. — Ибо вы избраны, чтобы стать пилотами-мучениками.
Юсеф Гамаль и Джихад Джонс обменялись радостными взглядами.
Они скоро умрут.
Но ведь для того они и жили.
Глава 19
Ибрагим Сулейман, известный на почте в Чикаго как Ибрагим Линкольн, проснулся от четырехкратного «Аллах акбар!», раздавшегося из постоянно работающего персонального компьютера.
Встав с постели еще в ночной рубашке, Ибрагим почесал бороду. Компьютер призывал его на утреннюю молитву. На самом деле был полдень, но так как Ибрагим работал в ночную смену, ему разрешалось вместо полуденной молитвы творить утреннюю — и так далее со сдвигом во времени.
Развернувшись в сторону Мекки, Ибрагим опустился на молитвенный коврик и долго пребывал в раздумье.
Помолившись, он сел перед терминалом, экран которого был таким же зеленым, как и стены в квартире. Ибрагим любил зеленый цвет. И не только потому, что это цвет ислама. Зеленый цвет стал хорошим противоядием розовым стенам на его рабочем месте, которые гасили горящий в сердце правоверного огонь страстной непримиримости к врагам ислама.
Добравшись до файла «Врата рая», он обнаружил адресованное ему послание. Оно исходило от Глухого Муллы. Сердце Ибрагима взволнованно забилось.
Заголовок гласил: «Час пробил».
Выведя на экран текст послания, Ибрагим стал торопливо читать.
Мой шахид, день настал, и ты прямиком отправишься в рай. Выполняй задание в соответствии с инструкцией. Не допускай ошибок, — с тобой благословение Аллаха. За твою священную жертву тебе обеспечен пропуск в рай, хотя, как любой правоверный, ты знаешь, что ничем не жертвуешь.
Иль-я Ислам!
Всплеснув руками от радости, Ибрагим Линкольн в последний раз выключил систему и отправился в подвал своего дома.
Там уже лежали наготове большие пластиковые мешки. Ибрагим стал наполнять их взрывчатой смесью, которая должна была катапультировать его прямо в объятия семидесяти двух гурий. Для смеси еще требовался наполнитель, но Линкольн позаботился об этом заранее.
Он вытащил грязный брезентовый мешок из-под почты, который лежал в углу, и поволок к контейнерам.
Открыв мешок, он с большим трудом приподнял его, и под ноги ему тут же хлынул поток старой почтовой корреспонденции.
«Надо же, — думал Ибрагим, — именно почта, которую он должен был доставить, в смеси с дьявольским зельем поможет уничтожить свое же собственное почтовое отделение».