Разгневанные почтальоны

Мэрфи Уоррен

— А вам просил передать... — Стюардесса понизила голос и прошептала какое-то слово.

— Что? Он так и сказал? Мне?

— Полегче, Чиун. Остынь. Ну в чем дело?

— Он меня оскорбил!

— Оскорбил так оскорбил. Успокойся. Главное — спокойно прилететь в Оклахома-Сити. Быть арестованным по обвинению в убийстве мне не улыбается.

— Хорошо. Но только потому, что этого требуют дела Императора, я готов терпеть подобное унижение.

Спустя некоторое время Римо повернулся к мастеру Синанджу:

— Ну ладно.

Так что же все-таки он сказал?

Чиун с отвращением отвернулся.

— Это самое тяжкое оскорбление для японца. Я удивлен, что ёкабаре посмел мне его высказать.

— Ну и что оно значит?

— Достопочтенный.

Римо недоуменно захлопал глазами.

— По-моему, это комплимент.

— Нет. В устах японца подобное слово звучит саркастически и оскорбительно.

Римо пожал плечами.

— Тебе виднее.

— Ты не понимаешь склада ума японцев, Римо. Они все время мучаются от того, что им никогда не стать корейцами. Это их раздражает.

— Просто кошмар какой-то, — сухо заметил ученик.

Чиун кивнул.

— На обратном пути я ему отплачу.

— Послушай, ты и так поступил плохо, когда засунул пленку ему в глотку. Оставь ты беднягу в покое!

— Я оскорблю его еще сильнее, — не унимался учитель.

— Как же?

Старик разразился японской фразой, в которой Римо не понял ни слова.

— И что же это значит?

— У твоей матери торчит пупок. Для японца звучит очень обидно.

Римо с трудом подавил улыбку.

— Что ж, давай, если хочешь. Будем надеяться, что он не «пойдет на почту».

— Я не понимаю, почему «они ходят на почту», не понимаю это их недовольство. Почему почтальоны так поступают, Римо?

— Надеюсь, если мы наконец попадем в почтовое отделение Оклахомы, нам удастся все выяснить.

* * *

На здании почтового отделения Оклахома-Сити до сих пор виднелись трещины после взрыва в 1995 году здания федеральных служб имени Альфреда П. Марра, который произошел всего в нескольких кварталах отсюда. В тот момент когда Римо с Чиуном подъезжали к почтовому отделению, другое такси высадило маленькую блондинку с огромным рюкзаком за плечами. Она устремилась в здание с такой быстротой, как будто за ней кто-то гнался.

— Осторожнее, Римо, она работает на почте.

— Откуда ты знаешь?

— Обрати внимание на ее испуганное лицо, нервозность, беспорядочные жесты. Она явно скоро кого-нибудь или что-нибудь отправит на почту.

— Ты хочешь сказать — «пойдет на почту». Я думаю, она просто спешит, папочка.

Когда они вошли, навстречу им неожиданно выскочила блондинка. С потухшими глазами, по всей видимости, огорченная чем-то.

Зацепившись каблуком за ступеньку, девушка полетела вниз. Римо тотчас поймал бедняжку и с интересом скользнул взглядом по ее лицу.

— Я вас знаю? — спросил он, поставив блондинку на ноги.

Она, тряхнув головой, мигом привела прическу в порядок.

— Нет. Мы с вами никогда раньше не виделись, — смущенно проговорила девушка, избегая смотреть Римо в глаза.

— Мне знаком ваш голос, — сказал Римо.

— Я не местная.

— И мне тоже, — заявил Чиун, задумчиво поглаживая бороденку.

Оба пристально разглядывали худое лицо девушки, копну светлых волос и красные губы. У блондинки были правильной формы нос, золотистый цвет кожи и синие-синие глаза. Таких Римо еще никогда не видел.

— А теперь пустите меня, — сказала она, отстранившись от Римо.

И тут его осенило.

— Тамайо Танака! — воскликнул Римо.

— Кто? — удивилась девушка.

— Перестаньте валять дурака! — огрызнулся Римо. — Я узнаю ваш голос.

— Да, — добавил Чиун. — Вы Тамайо Танака, и вы почему-то стали белой.

— Ш-ш-ш! Ладно, ладно. Вы меня раскусили. Я выполняю секретное задание.

— В Оклахома-Сити? Вы же бостонский репортер.

— Студия послала меня в Нью-Йорк, чтобы освещать серию сегодняшних взрывов, а я связала их со стрельбой в суде. Вот почему я здесь. Я единственный репортер, который освещает обе стороны инцидента.

— А что с вашими глазами? — спросил мастер Синанджу.

— Ничего.

— Они круглые! У Тамайо Танаки должны быть японские глаза.

— Ах да. Только никому не говорите. Так надо. Я втираю гель в уголки глаз, и когда он высыхает, то вытягивает их так, что глаза кажутся круглыми. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?

— Вы сошли с ума! — возразил Чиун. — Вы не японка, ставшая белой! Вы белая, ставшая японкой: Какой же человек в здравом уме захочет казаться японцем?

Тамайо Танака внезапно стала похожа на затравленного зверя. Ее голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону, как бы пытаясь нащупать путь к отступлению.

— Я категорически отрицаю, что я белая, — заявила она. — Я не стыжусь быть белой — то есть не стыдилась бы, если бы была ею, хотя вы понимаете, что я не белая, но я японка. Правда.

— Вы белая, — настаивал Римо.

— И с желтыми волосами, — добавил Чиун.

— Они крашеные, — зарделась Танака.

— Я не вижу темных корней.

— Ладно, ладно. К чему скрывать? Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой. Во мне течет немного японской крови. Достаточно, чтобы работать в тележурналистике. Я нигде не показываюсь без темного парика.

— Скажите об этом Диане Сойер, — проворчал Римо.

— Она делала это еще до того, как ведущие из Азии стали модными, — возразила Танака.

— Похоже, сейчас ваша известность вам не помогает.

— Почтмейстер меня футболит. Пока не окончится перерыв на кофе, посторонним вход воспрещен. Вы когда-нибудь слышали, чтобы почтовое отделение закрывали на перерыв для принятия кофе? Думаю, просто предлог.