Разговор с незнакомкой
Шрифт:
— Служил в авиации, в мирное время… — я представляюсь и объясняю причину своего нескромного «вторжения» в их компанию.
— Вряд ли можно рассказать о чем-то важном и интересном на ходу, — говорит полковник. — Да сейчас просто и сосредоточиться трудно.
— А вы присоединяйтесь к нам, — тут же выручает меня находчивый ленинградец. — И все будет о’кэй, как говорили наши союзники тридцать пять лет назад — в День Победы.
— Конечно, присоединяйтесь, — улыбается женщина. — Я думаю, мы проголосуем единогласно.
— Моя резолюция положительная, — подводит черту полковник.
Так я познакомился с ними — с полковником Филатовым, бывшим помощником
А потом было шумное застолье. Было веселье и смех, воспоминания, и улыбки, и слезы… Много радости от долгожданной встречи и неутешная грусть — за столом далеко не все, кто шел той длинной дорогой фронтов. Я не предполагал, что у меня будет еще много встреч с этими людьми. Что задуманное интервью, разговор с ветеранами войны превратится в эту непридуманную повесть. И если она состоялась, то только благодаря моим встречам со скромными и героическими людьми, солдатами боевой гвардейской дивизии. Им я и посвящаю свою повесть. Им и их друзьям, которые не смогли прийти на эту встречу, потому что остались в снегах под Воронежем, в горах Закарпатья, в Венгрии и под Берлином. Тем, что, умирая, передавали эстафету Победы живым, и тем, что донесли эту эстафету до поверженного Берлина.
ПЕРВЫЙ ПОИСК
23 сентября 1942 года. Вот уже два месяца, как отгремели кровопролитные бои под Воронежем. Противника удалось остановить. Но положение на участке фронта пока еще трудное. В конце июля положение стабилизировалось. Обе стороны перешли к обороне. Строим и укрепляем оборонительную линию. Ни на минуту не прекращает работу и противник. За два месяца перед его передним краем густо «засеяны» минные поля, выросли в три-четыре ряда проволочные заграждения и многочисленные огневые точки. По ночам в каком-то километре от нас натужно урчат немецкие тягачи. Что-то затевается… Срочно нужен «язык». До сих пор ни один поиск не принес удачи. С каждым разом — одни потери. И тем не менее сейчас нам нужен пленный как никогда. Любой ценой…
Командир дивизии полковник Новожилов отпил глоток терпкого остывающего чая и поставил стакан на отогнувшийся уголок карты. На другом конце широкого, ладно вытесанного стола зазуммерил телефон.
— Начштаба на проводе, товарищ полковник, — сообщил ординарец.
Полковник, обойдя стол, взял трубку.
— Только что подумал о тебе, Петр Маркович. Совпадение… Ну, что ж, не будем считаться визитами — прошу ко мне, — опустив трубку, полковник вернулся на место, сел возле карты.
А через несколько минут, нагнувшись, чтобы не задеть головой низкую притолоку входа, в землянку входил начальник штаба майор Мароль.
— Чапаев думает… — голос у майора низкий, будто простуженный.
— Задумаешься тут, — полковник кивнул на карту и отодвинул веточку рябины, лежавшую где-то посредине ее.
— Роща Рогатая… — усмехнулся майор, взглянув на желто-зеленый островок на карте. — Только название сохранилось, ни деревца…
— Да, не холодно было здесь в июле. Потери большие, куда к черту…
— И все же мы остановили их тут, прижали!
— А какой ценой?! Дивизия-то необстрелянная была. Из Сибири — прямо сюда в июне, а через месяц встречные июльские бои. Да… Сибиряки — что кремень! Русский дух… Серьезный поворот у нас тут начался благодаря им. И опыта начали помаленьку набираться огневого.
— Да как сказать, Виталий Иванович… Обстрелялись — это да. А вот второй месяц без «языка». Не выходит у разведчиков. Что ни поиск — потери.
— Сколько ходили?
— Раз семь, не меньше.
— Дело это сложное, только входит в практику дивизии. Судя по донесениям, у нас пока считанные удачи…
— Я, собственно, в связи с этим к тебе, товарищ полковник. Есть соображения, но… надо вызвать командира разведроты старшего лейтенанта Андреева.
— Как он на твой взгляд?
— Сокол! Андреев… До сих пор он был самым результативным командиром разведчиков. Несмотря на временные неудачи. И пожалуй, сейчас вся надежда на него.
А через некоторое время Андреев сидел рядом с ними, сутуловатый, крупный, с литыми мышцами тяжелых предплечий под гимнастеркой.
Поверх голов, склонившихся за столом, сизыми слоями стлался табачный дым. Разговор, видно, шел долгий.
— И еще замечу, товарищ полковник, — старший лейтенант Андреев резким движением отбросил упавшие на лоб пряди густого русого чуба, — слишком большими силами мы делали поиск. К дивизионным примыкали и артиллерийские и химические разведчики, я не говорю уже о взводе автоматчиков.
— Вы имеете в виду потенциальную возможность потерь?
— Не только. Вполне понятно, что группа в пятьдесят человек — а у нас так и было — не может бесшумно уйти за нейтральную полосу. А еще труднее ей вернуться оттуда…
— Да, он прав, — кивнул начальник штаба. — Кроме того, саперы были неопытны, не всегда вовремя подготавливались проходы в обороне противника.
— Ну что же, рад от вас услышать мудрые соображения, — словно подытоживая разговор, вздохнул полковник Новожилов. — Согласен, поиск надо готовить тщательнее. И ни в коем случае не забывать о взаимодействии с артиллеристами, которые прикроют отход разведчиков. Но даже не это главное: успех может обеспечить длительное наблюдение за объектом поиска. Надо выяснить не только мельчайшие подробности в обороне немцев, но и установить их распорядок дня, места секретов и дозоров, боевое охранение, участки освещения местности ракетами и так далее.
Полковник поднялся из-за стола.
— Старший лейтенант Андреев, прошу вас через сутки доложить план операции. Времени мы больше не имеем, как не имеем больше права на неудачу…
Через двое суток старший лейтенант Андреев направлялся на НП командира артиллерийского дивизиона.
Был яркий солнечный день. На редких березах, сохранившихся вдоль перепаханного минами большака, дрожали на ветру желтые, будто обожженные огнем листья. В стороне золотился нескошенный, увядший луг. Воздух был уже прохладен, дышалось легко. И трудно было отвести взгляд от этой грустной панорамы осенней, как бы замершей вдруг природы.