Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Шрифт:
– Тьфу, бля, ещё и смазывать придётся! – сплюнул я. – А с чего это ты решил, что я сильно деликатный?
– Ну, как… – неожиданно серьёзно ответил Коля, – живём мы в одной комнате вот уже, почитай, два месяца, а ты вот про себя все рассказал, а мне ни одного вопроса не задал, кто я такой, кем служу, и вообще…
– Во многия знания многия печали! – хмыкнул я. – И потом, советский офицер должен сочетать широту души со сдержанностью! Вот ты – старший лейтенант, а голова седая. Не куришь, пьёшь только зелёный чай. На половое довольствие не встал, по всем признакам – явный враг. А вдруг ты меня вербовать будешь?!
–
– Не могу. Военно-врачебную комиссию на комиссара мне не пройти: железы внутренней секреции желчь вырабатывают в недостаточном количестве. Так что я ограниченно годен к военной службе – только на инженерно-технические должности…
– Ну ладно, – вздохнул Николай, – языками с тобой меряться бесполезно, это-то я за два месяца усвоил, а всё-таки, поговорить с тобой хочу. Точнее, рассказать кое-что и посоветоваться. Ты как?
Я положил паяльник и обернулся.
– Коль, ты извини, что я дурака валяю, я же не знал, что ты серьёзно. Ты начинай, а я пока с магнитофоном закончу, ладно?
– Ладно, – сказал Николай, – чай будешь?
– Потом.
Николай взял со стола свой большой серо-голубой китайский термос и кружку, поставил их на тумбочку и лёг, заложив руки за голову. Я заметил, что в таком положении он мог лежать часами. Я как-то попробовал, но больше пяти минут не выдержал.
Николай говорил ровным, глуховатым голосом, почти без интонаций и без пауз, какие обычно делают люди, обдумывая следующую фразу.
– Началось всё в Афгане. Хотя нет, так ты не поймёшь, на самом деле всё началось гораздо раньше. В общем, я буду рассказывать, как смогу, а уж ты, если чего не поймёшь – спросишь.
Со своей будущей женой я познакомился в Сухуми, но тогда я ещё и в мыслях не держал, что она будет моей женой, да я и вообще жениться не собирался, но она решила по-своему. Она всегда все решала по-своему. Да…
Это бы мой первый офицерский отпуск, по случаю мне досталась путёвка на турбазу, в ноябре никто ехать не хотел, ну, а мне было все равно. Там и познакомились. Она была из Ленинграда, работала в каком-то КБ, не помню сейчас. Ну, как обычно, курортный роман, хи-хи, ха-ха, винцо, шашлычки, в море ночью, правда не купались – уже холодно было. Держала она себя строго, ну, а мне особенно и не надо было, так, отдыхали вместе, и всё. Она уезжала первой, я поехал до Сочи её проводить, и она у меня адрес попросила.
– Да я ж в гарнизоне живу, – говорю.
– Ничего, ты что, не хочешь, чтобы я к тебе в гости приехала?
– Да пожалуйста…
На Новый год она взяла и приехала, ну, тут уж и дураку всё ясно станет. Хорошо, мне полк сразу квартиру дал, однокомнатную. Вскоре и поженились.
Я её все спрашивал, чего ты в гарнизоне делать-то будешь? Здесь же глухомань, скука, а она смеётся: «Тебя любить! Не возражаешь?»
Ну, так и жили…
А у лётчика, особенно молодого, какая жизнь? Если не на полётах, то на тренажёре или в нарядах. А Людмила – всё время дома, одна. Я не сказал, что её Людмилой звали? Да, Людмилой… Но она почему-то своё имя не любила, я её Люсиндой звал, а когда сердился – Люсиндрой. Ни с кем из лейтенантских жён она не сошлась, да и было их совсем немного – народ в основном холостой был, а работать она не захотела, да и не было для неё в гарнизоне нормальной работы, а до ближайшего города час на истребителе лететь.
И вот, смотрю, заскучала моя Люсинда. Офицерские жёны ведь почему не скучают? Стирка – глажка – готовка – уборка, потом – дети. А уж с ними совсем прощай свободное время, только бы до кровати вечером добраться!
А у нас детей не было. Я как-то её спросил, почему. А она хмыкнула и говорит:
– Так это тебя надо спрашивать, а не меня! Может, ты что делаешь не так?
Ну, я и зарёкся такие вопросы задавать.
А потом она стала из дома уходить. Вечером со службы прихожу, а её нет. Спрашиваю, где была, а она: «А что? У знакомых. Не сидеть же мне в четырёх стенах круглые сутки!» А потом по гарнизону и разговоры поползли… К тому времени мы уже совсем мало общались, точнее, она со мной говорила только по необходимости, ну, а я с разговорами к ней тоже не лез.
И вот тут подошла моя очередь в Афган лететь, и я – поверишь? – обрадовался. Войны я не боялся, летал не хуже других, ну, и попробовать себя хотелось в реальном бою, но самое главное было не это. Надеялся я, что в семье у нас что-то изменится, ну, всё-таки на войну еду. Умом понимал, что зря надеюсь, но вот цеплялся я за эту командировку, думал, вернусь, и всё опять будет хорошо…
Про Афган особо рассказывать нечего. Летали, как все. Особых боев не было, ну, так, бывало, мы по духам постреляем, они по нам. В основном, извозчикам работали, хотя пару раз было…
Однажды подняли нас на поддержку пехоты, они никак речку какую-то форсировать не могли. На том берегу башня стояла, древняя, без крыши, но прочная очень. Вот духи оттуда огонь и вели. Не давали пехоте подняться. Ну, прилетели мы, начали НУРСами стрелять, да без толку – стены толстые, а в бойницу не попадёшь. И тут ведущий наш изловчился и НУРС положил внутрь башни, через крышу. Фухнуло там, огнём плеснуло – и стихло всё. А меня почему-то мороз по коже подрал.
Второй раз, помню, летим на точку уже порожняком и вдруг командир мой (я тогда ещё на правой чашке летал) как закричит:
– Держи!!! Я ранен!
Я ему в ответ: «Держу, куда ранен, командир?»
– В ногу! Ступню оторвало!
У меня, поверишь, камуфляж за секунду от пота промок. Поворачиваюсь к нему:
– Перевязаться сможешь? Давай подсядем!
А он вдруг как засмеётся:
– Отставить! Иди на точку!
Я вертушку держу, а сам на него поглядываю и боюсь под ним лужу кровавую увидеть, а крови-то и нет.
Сели быстро, я к нему, а он меня отталкивает:
– Ты чего лапаться лезешь?!
– Ты ж раненый!
– Вылезай, увидишь, какой я раненый…
Ну, выбрался я из вертушки, смотрю, командир вылезает. Нога, вроде, цела, но хромает как-то странно.
– Куда ранили-то?
А он дурным смехом смеётся: «В ботинок!»
Я пригляделся, а у него пулей или осколком, не знаю уж, каблук на правом ботинке начисто срезало.
Командир мой потом три дня пил, стресс снимал… А вообще-то такие случаи, в общем, были редкостью, больше донимали жара, пыль, еда неважная. У меня тогда шло всё благополучно, сначала на левую чашку пересел, потом пообещали звено дать, на «Красную звезду» послали, это мы раненых с высокогорья вытаскивали, вот там действительно страшновато было…