Разговорчики в строю
Шрифт:
– Лева, - представился Шмидт.
– Я хозяин. Охранник, говоришь? Сейчас мы не будем разбираться из-за тех пятисот рублей, что он у тебя отобрал. Давай мы будем разбираться насчет того, как ты смог попасть на крышу дома, и при этом тебя ни один из пяти козлов, которых я вынужден здесь держать, не заметил.
Валетов с объяснениями не тянул. Однажды по телевизору он услышал это словосочетание и запомнил.
– Для меня это фигня, - гордо заявил он.
– Я служил в спецназе министерства юстиции, - Валетов приподнялся на носки и сощурил глаза, - подавлял бунты в тюрьмах.
Лева Ша неожиданно отвесил ему щелбан по лбу:
– Трепло ты, а не спецназ министерства юстиции. Как на крышу залез?
– Ну как? По веревке. Веревку долго кидать пришлось. А охранник ваш пятьсот рублей отобрал.
– Да хрен с ним, с охранником-то.
– Лева Ша схватил Фрола за грудки.
– Я тебе зачем?
– Разговор есть.
– Валетов просто тыкал в глаз хозяину рукой с медной гайкой.
– Разговор? Пошли разговаривать.
Лева Ша выволок Валетова из спальни и перетащил в соседнюю комнату, где была библиотека.
– Вот ты, пацан.
– Он пнул его в кресло так, что Валетов, раскидав все свои конечности, пролетев пару метров, приземлился.
– Ты читаешь Шекспира? А Пастернака?
Валетов фамилии слышал, но книжек не открывал, знал только, что Шекспир стишки пишет.
– Правильно, - согласился Шмидт.
– Это типа как наш Пушкин. Как Александр Сергеевич, понимаешь?
Фрол заулыбался. Ему ли не знать Пушкина!
– Ну как же! Муха по полю пошла, типа денежку нашла. Пошла потом в оптовку, купила там обновку. Этот, как его, чайник электрический… а, самовар!
– воскликнул Валетов.
– Самовар она купила, я вспомнил!
Лева Ша подошел к стеллажам с книгами, вынул четыре тома, отложил их в сторону, достал оттуда бутылку коньяка и поставил книги на место. Потом прошелся за свой стол, взял рюмку, налил себе и хлопнул.
– Ты, образованный, только молчи, если моя узнает - все, мне конец. Я к себе больше ни одной бабы не приведу. Знаешь почему? Потому что она приедет со своего долбаного Средиземного моря и будет здесь вместе со мной жить, лечить меня от алкоголизма. Дура. Так ты говоришь, самовар купила? Неслабо. Тебе-то чего надо? И такие вот образованные молодые люди будут строить капитализм. Да-а-а.
– Шмидт налил себе еще.
– Хороший коньяк, наверное.
– Фрол пялился на бутылку.
– Да, неплохой. Литр стоит… - Шмидт прикинул, - литр стоит сто баксов. Не такой дорогой напиток, надо сказать. Но в запой уходить на коньяке, я тебе скажу, это великим мужеством надо обладать.
Валетов поднялся из кресла, в которое его зашвырнули.
– Сидеть!
– рявкнул хозяин.
– Говори, чего тебе надо, пока я добрый.
– Вас хотят кинуть, Лева.
Валетову недолго пришлось ждать реакции. Забыв про коньяк, Шмидт подошел к маленькому Фролу и выдернул его из кресла. Болтая ногами в воздухе, Валетов продолжал:
– Хотят из-под носа увезти несколько тонн цветмета. А вы при этом останетесь ни с чем.
– Да они че, козлы!
– взревел Шмидт, выпуская из рук добычу и не обращая внимания на то, как она неудачно шлепается спиной назад.
– Кто, кто хочет кинуть?!
Алкоголь усиливал эмоции, но Валетову, честно говоря, только этого и надо было.
Прохаживаясь в спальне перед пятью двухметровыми охранниками, Лева Ша в черном шелковом халате походил на большую летучую мышь, так как он размахивал руками и кричал. Только не на ультразвуке, а реально, чтобы до всех дошло. Валетов успел расположиться на кровати хозяина и даже пару раз потрогать белое и упругое… одеяло, прикрывавшее некогда точеные телеса блондинки.
Женщин в комнате не было, а жаль! Лежа в джинсе на шелковых, белых простынях, Валетова несколько «растащило», даже несмотря на вопли хозяина. Смысл высказанных слов сводился к следующему: надо прийти и немножко всех побить, при этом умудриться не попасть под пули и самим не пострадать.
– Пусть пятьсот рублей отдаст вон тот козел.
– Валетов пальцем показал на встречавшего его у ворот охранника.
Шмидт подошел к детине и вежливо попросил возвратить деньги Валетову, что тот незамедлительно и сделал. Ему пришлось даже наклониться перед мелким, развалившимся на кровати. Фрол небрежно засунул деньги в нагрудный карман джинсовой куртки.
– Ну-ка, кончай вещи гадить!
– Шмидт самолично подошел и сорвал с кровати Валетова.
– Какой ты маленький и говнястый!
Фрол пропищал:
– Всю жизнь такой и таким останусь. Ничего поделать не могу - гены!
Лева Ша скалился двумя золотыми зубами; остальные были родными, а два желтых - сверкали. Видать, утром-вечером надраивает пастой.
– Никаких генов не вижу, мальчик, одни маленькие, лопоухие чебурашки. Гены, вон, стоят. По два метра пять уродов. Пропустили одну чебурашку, которая забралась ко мне на третий этаж. Это ж надо! Все, идите все отсюда и не возвращайтесь без денег, заготовленных для покупки цветмета и самого дюралюминиевого народного достояния. Все ясно?
Здоровые удалились следом за Валетовым. Фрол был счастлив, садясь в джип рядом с водителем. Он прекрасно знал психологию крутых: нет ничего хуже, чем когда тебя кидают. Ну не может человек, живя в таком доме, посреди окружающих его халуп и домиков поменьше, быть равнодушным, когда просто вот под носом проворачивается сделочка местными холуями на несколько тысяч долларов. Так не положено. За счет чего же содержать охрану и строить бассейн глубиной целых четыре метра? Между прочим, все надо выкладывать кафелем.
Именно рассуждая подобным образом, Лева Ша и дал разрешение на проведение небольшой операции. С одной стороны, она была спасательной, поскольку вызволяли людей, с другой стороны - местному козлу, майору Лопате, больше неповадно будет заниматься левыми вещами. Он его для чего здесь держит? Для того, чтобы он продавал лодки, которые наворовал с лодочных баз? Нет, не для этого он его прикармливает, а для того, чтобы в поселке был порядок. А вместо того, чтобы этот порядок поддерживать, товарищ майор его со своими сослуживцами нарушает, а это неправильно. Поэтому придется к ним послать для промывания «баскетбольную» команду. Единственное отличие его парней от «баскетболистов» в том, что его ребята успели набрать побольше мяса с салом, и у двоих - животы по паре пудов, пробить которые просто нереально.