Разговорчики в строю
Шрифт:
– И чего кричите, - пошатываясь, возмущался Мудрецкий.
– Подумаешь, какие-то «хульдены». У нас другая валюта.
– При чем здесь «хульдены»?
– А я, товарищ подполковник, на работе не пью никогда. Разве только если вы нальете. А вы мне не нальете? О-о-о. Нет, судя по тому, как вы кричите, - не нальете. А чего кричать, надо же с людьми по-человечески. А вы что хотите сказать, что вы по-человечески? Да нет, я думаю, что вы немножко по-другому. Что? Молчать? Хорошо, буду молчать. Ни слова больше не скажу. А вы меня ругайте, товарищ подполковник, ругайте. Но знаете, я вам все-таки расскажу: коньяк по тысяче рублей за бутылку - это такая прелесть, такая прелесть! Сколько, вы говорите, мы промотали? Полмиллиона баксов? Да и что, это разве деньги? Это ж мелочь. А если вам нужны полмиллиона баксов, так вы пойдите соберите все эти монетки. Они ведь где-то по поселку разбросаны. У кого, может, в кармане осели, кто, может, в Самаре сдаст, кто как сувенир оставит. А нам-то чего? Мы пьем, а служба идет. Да, товарищ подполковник?!
Глава 7
Витек проснулся без десяти шесть. Все тело ломило от вчерашних упражнений с лопатой. А ведь он только должен был привезти Простакова и Валетова до места. Перекапывать огород капитана Паркина, командира третьей роты, в его обязанности не входило. Но злой Простаков заставил и его лопатой махать, а здорового поддерживал маленький наглый Валетов, старающийся в очередной раз уклониться от какой бы то ни было работы. Пришлось Резинкину вылезать из-за баранки и вместе с остальными пахать. А потом вечером, когда эти два урода пошли на ужин, он еще должен был обратно ехать в парк, ставить машину на место, и только после этого идти в казарму, чтобы бросить тело на кровать.
Поглядев на сладко спящую парочку: Валетов над Простаковым, - ефрейтор взял свое полотенце, зубную щетку и пошел умываться пораньше, пока дневальный не поднял всю третью роту и не отправил ее двигаться по распорядку. Еще до завтрака Резинкину необходимо было оказаться в парке, и поэтому он и думать забыл о вчерашнем дне, так как наступал очередной и прелестей впереди еще достаточно. Задумываться над тем, что прошло, он не имел обыкновения.
Днем капитан Паркин, высокий, худощавый, черноволосый мужик, отыскал Резинкина в машинных боксах и между делом сообщил, что доволен проделанной вчера всеми троими землекопами работой. И даже угостил сигареткой. Сигаретка - это хорошо. Одну - в зубы, одну - за ухо, одну - подальше в кепку. Нормальный перекур получился, и сигареты козырные: «Сраки лайк», ан нет: «Лаки страйк», давно таких Резина не курил. Поговорив про службу, капитан исчез, а Резинкин снова стал на пару с прапорщиком Евздрихиным ковырять очередной «ЗИЛ».
Две недели спустя, теплым весенним утречком, супруга Максима Михайловича Паркина, Евгения, - высокая белокурая красавица, не дождавшись «женских праздников», решила проверить, все ли с ней нормально, и вытащила узенькую полоску теста на беременность.
Когда спустя полчаса муж вошел в кухню, она не знала, как начать. Тем временем Максим выхлебал полчашки кофе, чмокнул в щеку жену, ущипнул ее за упругую попку и пошел бриться. А у нее язык отсох, прилип к небу - и ни вверх, ни вниз.
Когда капитан позавтракал, он поглядел на свою половину с интересом, обычно каждое утро меньше шести тысяч слов не произносящую перед тем, как он уходил на работу.
– Что с тобой?
– Да ничего.
– Она крутилась около плиты, бралась то за одно, то за другое. В результате по кухне разносилось беспорядочное бряцание. Потом она села рядом с ним и взяла капитана за руку.
Максим уловил в настроении супруги некое волнение:
– Ну, что такое?
– спокойно произнес он и обнял жену.
– Похоже, я беременная, - безразличным тоном произнесла она.
– Вот это здорово, - ответил он так же серо.
– У нас не получалось почти два года, - подвел он итог.
– Ты уже попадаешь в разряд старорожающих, если мне двадцать девять, а тебе двадцать семь.
– Да, - согласилась она, - но ведь это здорово?
Паркин гладил ее волосы, на которые засматривался весь батальон, и не мог сообразить, как же ему теперь себя вести.
– Это ты что хочешь сказать, что я через девять месяцев буду отцом? Или подожди, - теперь они смотрели друг на друга горящими глазами, - а какой срок?
– Да откуда я знаю, - она смутилась, - но не больше двух месяцев.
– Да?
– Он стал вспоминать.
– Погоди, вот три недели назад я вернулся из месячной командировки, значит, или это за последние дни, или еще до того.
Она посмотрела на часы:
– Ну ты не засиживайся, на работу опоздаешь.
Максим встал, она поднялась вслед за ним. Наградив жену долгим и страстным поцелуем, он надвинул на лоб кепку и в прекрасном настроении вышел за калитку частного дома, где они жили, и отправился на службу.
У всех мужиков, кому под тридцать, уже давно бегали маленькие карапузы, а у него и у его самой красивой жены в батальоне никого не было. Уже давно поговаривали о том, что он, или она, или оба чем-то там больны и у них никогда не будет своих детей.
Капитан топал на развод, продолжая вычислять, в какой же день все-таки они могли заделать-то. В правильности результатов теста он не сомневался, и сейчас его мысли плавно перетекли на тему, кто же там завязался: мальчик или девочка?
В полузомбированном состоянии капитан провел день, а ближе к вечеру неожиданно для самого себя он осознал, что дело нечисто. Спустя шесть лет супружеской жизни и двух лет целенаправленного желания завести детей в себя как в мужчину он уже верить перестал, или, во всяком случае, у него оставались очень серьезные сомнения на свой счет. Думать о том, что причина невозможности завести детей кроется в его жене, он и помыслить не мог. Все на себя списывал, чем время от времени сильно терзался и заливал все свои ощущения большим количеством водки.
Вернувшись вечером домой, Максим усадил напротив себя свою Женечку и, не думая о последствиях, напрямую спросил у нее:
– Послушай, у нас давно ничего… Я уж и не думал, что у нас… Я здесь был в командировке. Ты ни с кем?..
Дальше ему не потребовалось ничего говорить, хотя он и не собирался продолжать фразу - и так все понятно. Вскочив со своего места, она надела ему на голову горячие макароны и ушла в комнату, оставив капитана обтекать. Столь бурная реакция не вселила уверенности в командира роты в том, что его жена оставалась ему верна, а, наоборот, усилила подозрения.
Ох уж эти небольшие воинские гарнизоны, где все друг друга знают, и выбор, прямо скажем, невелик.
Из комнаты понеслись рыдания. Он встал на пороге, сказал, что просит прощения, и вышел на улицу. Выкуривая одну сигарету за другой, Паркин бродил по поселку, пока, в конце концов, темные мысли не привели его к дому прапорщика Евздрихина.
Результатом трехчасового заседания явилось вялое поскрябывание в калитку на начальном этапе, а потом пьяные вопли: «Женя, Женя!» на всю улицу и медленное втекание в дом в сопровождении собственной супруги и все того же прапорщика, находившегося, несмотря на экстраординарные объемы поглощенной водки, во вменяемом состоянии.