Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
Шрифт:
– То есть вы хотите сказать, что применяли на практике древние, варварские средства трупной медицины?
– О Господи, нет, – ухмыляясь, произнес доктор Фаррагут. – По крайней мере не по старинке. В конце концов, мы живем в девятнадцатом столетии, а не в Средние века! Никаких снадобий из менструальных женских выделений, чтобы облегчить боли при месячных, или тому подобной чепухи. Нет-нет. Мой метод основан на самых современных принципах новейшей природной медицины. В конце концов, почему наши тела состоят из чисто органических веществ? Небольшое количество
– Но, прописывая подобные средства, – сказал я, – вы превращаете ваших пациентов в невольных каннибалов!
Фаррагут пожал плечами:
– Люди с незапамятной старины с наслаждением предавались людоедству, мистер По. И себе же во благо. Как вы хорошо знаете, на земле еще много мест, где поедание человеческой плоти практикуется как священный обряд.
Несколько секунд я ничего не мог ответить. Однако долее не приходилось сомневаться, что за фасадом просвещенного благодушия кроется неизлечимый, неуемный безумец. Однако я понимал, что если надеюсь вовлечь его в беседу, таким образом откладывая смертный приговор, вынесенный нам с Луи, то должен действовать, как если бы он был совершенно разумным, трезво мыслящим человеком.
Поэтому, изобразив искреннюю заинтересованность, сказал:
– Вправе ли я тогда предполагать, что таинственный ингредиент, необходимый для приготовления лекарства моей жене, это часть вырезанных легких Лидии Бикфорд?
– Совершенно верно, – весело сказал Фаррагут. – Хотя печально говорить об этом, но боюсь, что вашей дорогой Вирджинии уже ничто не поможет. Жаль – она такая милая, милая девушка. Но сомневаюсь, что она долго протянет. Еще один приступ – и бери могильщик заступ, ха-ха!
– Вечно ты со своими чертовыми каламбурами, – фыркнул Баллингер, который, закончив устанавливать свой аппарат возле факелов, присоединился к нам.
Сосредоточив внимание на мне, оба на какое-то время повернулись спиной к Луи. Фаррагут почти заслонил ее от меня, но мне все же было видно, что девочка сидит, плотно зажмурившись, явно чтобы не видеть отвратительного органа, горделиво выставленного на наше обозрение безнадежно помешанным врачом. Я заметил, что обе руки ее все еще заметно дрожат – явный признак сильного возбуждения.
Хотя жестокосердое замечание Фаррагута касательно здоровья Сестрички преисполнило меня тоской и гневом, я не мог позволить себе потерять контроль над эмоциями. Изо всех сил стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности ровно, я обратился к стоявшей передо мной парочке со следующими словами:
– Не согласитесь ли вы, джентльмены, удовлетворить мое любопытство по одному вопросу?
– Какому же? – спросил Фаррагут, вновь заворачивая в тряпицу отвратительный, ссохшийся орган.
– Если мистер Баллингер снабжал
– Маленькое недоразумение, – сказал Фаррагут и, протянув свободную руку, дружески похлопал Баллингера по плечу. – У нас с Гербертом уже давно сложились деловые отношения – еще с тех пор, как мы познакомились в Балтиморе. Но даже между лучшими друзьями иногда случаются ссоры. Герберт чувствовал, и не без оснований, что материал, полученный им от девицы Бикфорд, необычайно высокого качества. И запросил цену побольше. У нас возник небольшой спор, который – слово за слово… Как вы понимаете, обращаться в полицию я не мог. Но кому нужна полиция, когда сама судьба приводит в дом великого Эдгара Аллана По? Я знал, что вы обнаружите принадлежавшую мне вещь. От меня требовалось лишь указать вам верное направление.
– Однако в конечном счете я так и не вернул вам украденные вещества, – сказал я.
– Не сомневаюсь, что вам бы это удалось, будь у вас чуть побольше времени, – сказал Фаррагут. – Но я уже успел придумать, как убедить Герберта отдать их по доброй воле. Видите ли, во время ежедневных визитов к Элкоттам я обнаружил у них кое-что, способное глубоко заинтересовать его. Хорошо зная своего старого приятеля Герберта, я понял, какое удовольствие ему это доставит. Тогда я и послал ему письмо, предлагая это заполучить.
У меня не было нужды спрашивать, что такое «это», на которое намекал старый безумец. С того момента, как я узнал, что Луи похищена Баллингером, я понял, какие ужасы ей уготованы. Слова Фаррагута всего лишь подтвердили опасения, в которых я не признавался даже самому себе – а именно, что девочку принудят удовлетворять дьявольскую похоть дагеротиписта.
– Не думайте, – сказал Фаррагут, – что Герберта волнуют только деньги. Удовольствие для него дороже прибыли.
Я вперил взгляд в Баллингера.
– Как и удовольствие, полученное от убийства Эльзи Болтон, – сказал я с нескрываемой горечью. – И несчастной миссис Рэндалл, которая привлекла ваше растленное внимание, когда вы явились сделать памятный снимок ее покойного мужа.
– Верно, – ухмыльнулся Баллингер. – Только дело не в убийстве. А в том, что следует потом.
Быстро взглянув на Луи, я попытался, впрочем безуспешно, прочесть, что написано у нее на лице. Мне оставалось лишь надеяться, что чудовищно развратные намеки Баллингера не побеспокоят ее девственный слух.
– Жаль, жаль, что так и не пришлось попользоваться этой девкой, – продолжал Баллингер. – Пришлось дать деру, когда появился этот чертов рассыльный.
Бедный Джесси Мак-Магон, подумал я. Не дававшее мне покоя чувство, что самое серьезное его преступление в том, что он стянул серебряную ложку, в конце концов подтвердилось.
– Вы узнали об Эльзи от Ладлоу Марстона, не так ли? – спросил я.
Баллингер утвердительно кивнул.
– Мы ужинали тем вечером, после того как она вызвалась на его представление. Он только о ней и трепался.