Разговорные тетради Сильвестра С.
Шрифт:
Да и, как человек рационального склада, не мог допустить, что его – гения (а Прокофьев, несомненно, знал, что он гений), мировую знаменитость – могут морально уничтожить, осудить, растоптать и сослать в лагеря как врага народа. По его мнению, это было бы безумием, а безумие, бред, алогизм, кафкианский абсурд он исключал из своей картины мира.
Это был именно взгляд эмигранта. Но в Москве тридцать шестого года на это смотрели иначе, не столь оптимистично, о чем свидетельствует записанный Сильвестром разговор между тремя персонажами, явно
Дама (с тонкой улыбкой). Говорят, он купил себе роскошную квартиру. Ему предложили на выбор. От одной отказался, зато другая его устроила. Я там не была, но говорят, четыре просторные комнаты, хоромы. Роскошный рояль, изготовленный по его заказу. Нажитое имущество прибыло поездом из Парижа. Не желает ни в чем себе отказывать. Желает барствовать и жить на широкую ногу, как граф Алексей Толстой. Хочет сохранить все парижские привычки. Он ведь по натуре франт и гурман.
Любознательный (как всегда задавая неуместный вопрос, впрочем, простительный при его наивности). А почему же правительство ему не подарило квартиру? Неужели не заслужил?
Профессор (при всем уважении к собеседникам оставляя за собой право быть немного себе на уме). Уж я не знаю, как он приобрел недвижимость и какие на этот счет законы. Не интересовался. Но, если это не было даром… полагаю, не те заслуги… Заслужить-то, возможно, и заслужил, но… не угодил.
Любознательный (радостно). Как это он не побоялся вернуться? В такое-то время…
Дама (презрительно поджав губы). А что время? Время прекрасное…
Профессор (соглашаясь, но с некоторым затруднением). Да, но вот только, знаете ли, по ночам приходят в гости, а затем… уводят и сажают.
Дама (с облегчением). Ну, это за политику. За измену. Сейчас всюду измена. Но он же музыкант…
Профессор. Не только за политику. За всякое, знаете ли… И без всякой политики могут шею свернуть. Он и не предполагает, что его ждет.
Дама. А вы не каркайте. Он, видимо, на что-то надеется…
Профессор (позволяя себе немного скепсиса). С женой-то испанкой…
Дама. Каталонкой. Да, самое время таких жен заводить… Говорят, к тому же у него брак оформлен по католическому обряду или что-то в этом роде.
Профессор. Как бы это ему не аукнулось. А музыкант отменный. Вот только теперь придется вождей славить.
Дама (удивляясь близорукости тех, кто ставит так вопрос). Вождей?
Профессор (скромно опустив глаза). Нет, нет, что вы! Потомственный пролетарий.
Дама. А под белыми знаменами не служили?
Профессор. Кроме столового ножа и вилки никакого оружия в руках не держал.
Любознательный (с наивным удивлением). Вы – пролетарий? Никогда бы не подумал.
Дама (глядя на него сверху вниз). А вы меньше думайте, молодой человек. Спать лучше будете. Реже просыпаться по ночам.
Профессор. Все-таки почему он возвращается?
Дама. А кому он там нужен?
Любознательный. Вот именно.
Профессор. Не скажите. Прокофьев – имя. К тому же последний мелодист. Ни Стравинский, ни Шостакович сочинять мелодий уже не умеют.
Дама (пренебрежительно). Наверное, взгрустнул, затосковал по России. Ностальгия. Со всяким может быть.
Профессор. Ну, вы Прокофьева таким не рисуйте. Прокофьев – не всякий. Тоске он не подвержен. У него есть щит – учение одной дамочки, учредившей «Христианскую науку». Многим помогает… Поэтому ностальгия, если она и есть, выражается у него как-то иначе. Это вам не Рахманинов. Обратите внимание на такой парадокс: Рахманинов, действительно всегда тосковавший по родине, тем не менее не вернулся, а Прокофьев, особой тоски не испытывавший, взял и вернулся.
Дама. Как вы можете судить, кто и что испытывал. Может, вы сами вернулись из эмиграции?
Профессор. Упаси боже. Что вы ко мне пристали! И все-таки почему?
Дама. Стали меньше исполнять. Упал интерес. Публика заскучала на его концертах. А у нас первоклассные оркестры, дирижеры, великолепные оперные театры…
Любознательный. Вы согласны?
Профессор. Отчасти, может быть, и согласен. Но это не главная причина.
Дама. Ну и в чем же главная? Что вы все вокруг да около!
Профессор (уклончиво). Вопрос деликатный…
Дама. Говорите. Здесь все свои.
Профессор. Культ Стравинского, хотя он и не мелодист. Невыносимый для него культ Стравинского. Культ, создававшийся окружением Игоря Федоровича, и прежде всего Петром Петровичем Сувчинским с его болезненной потребностью кому-то поклоняться.
Дама (понижая голос). Его бы к нам, этого Петра Петровича. Мы бы нашли для него предмет поклонения.