Разговоры с Раневской
Шрифт:
— Могу предложить ложу дирекции, — сказал Местечкин, — но она высоковато. Туда мы друзей не сажаем — только официальных лиц.
Программа оказалась великолепной. Особенно блестяще работали четверо воздушных гимнасток. Я ничего подобного не видел: на сложной конструкции они выделывали такое, отчего замирало сердце. Никулин с Шуйдиным заставляли грохотать весь цирк. Над их антре с бревном мы смеялись до слез — Ф. Г. даже достала платочек.
Юрий Владимирович будто и не заметил ее, скользнул только взглядом, и все. Мне показалось, он специально отвлек внимание зрителей от Ф. Г. Выбрал
— Вот видите, — сказала она в антракте, — я буду тысячу раз повторять: искусство артиста цирка штучное. Мы волновались, глядя на этих чудесных девушек, работавших под самым куполом, а представьте, что их было бы не четверо, а два десятка. Исчезла бы магия неповторимости.
В детстве я видела жонглера, поразившего меня. В конце его выступления шпрехшталмейстер объявлял:
— Смертельный трюк — жонгляж с огнем. Одна ошибка, и ожог рук неминуем!
Гас свет, и под барабанную дробь жонглер подбрасывал в воздух три горящих булавы. Они летали и будто сами описывали огненные дуги и круги. Артист срывал бешеный аплодисмент!
Гришка Александров в своем «цирке» заставил жонглировать с факелами сто девушек — у нас, мол, это массовое явление. Спалил декорацию, но никто не аплодировал. А цирк должен восхищать и удивлять, и заставлять замирать от счастья. Ведь счастье — это когда твои желания совпадают с возможностями других. И очень грустно, если люди перестают удивляться…
Программа завершилась выступлением Игоря Кио. Никулин и Шуйдин ассистировали ему: исчезали в чудо-домике с пятью дверями, валяли дурака, не веря, что фокус удастся. Никулина прятали в сундук, поднимали в нем почти под купол, сундук под общее «Ах!» разламывался на куски, но оказывался пуст, а Кио обнаруживал Юрия Владимировича, жующего длиннющий бутерброд среди зрителей с бутылкой «Буратино».
Кио превращал клоунов в карликов, проделывал с ними еще разные штуки. Все весело, в темпе, без налета загадочности или непостижимости. Трюки от этого не становились менее удивительными, а восхищение росло.
Мы зашли в директорский кабинет — Ф. Г. там оставила для Никулина три розы. Цветы извлекли из вазы, и Местечкин попросил нас следовать за ним.
Я думал, мы пойдем за кулисы через форганг, из которого выходили все артисты на арену, но, видно, в цирке свои негласные законы, и Марк Соломонович повел нас через фойе куда-то вглубь, за красный бархатный занавес.
Мы шли мимо клеток с собаками, поблекших аппаратов, что час назад сияли над манежем, разобранных турников и цветных кубов. И тут раздались аплодисменты. Артисты, уже разгримированные, и те, кто только что работал у Кио, аплодировали Ф. Г. А воздушная гимнастка вручила ей букет.
— Ну что вы, что вы! — застеснялась Ф. Г. — Это я должна благодарить вас!
И тут же вручила гимнастке никулинские розы. Все улыбались, а Местечкин сказал гимнастке строго:
— Антонина, давай цветы обратно: они Юрию Владимировичу предназначены.
Откуда-то сбоку вышли Никулин, Шуйдин, Кио, другие артисты. Вынесли шампанское и тут же провозгласили тост за Раневскую. Опешившая Ф. Г. твердила:
— Я не понимаю, за что? За что., скажите!
— За ваш талант, за вашу любовь к цирку, за ваш юбилей! — провозгласил Никулин.
— Спасибо, спасибо! — благодарила Ф. Г. — Но юбилей был в августе. И если совсем немолодой даме прибавился год, разве тут есть чем гордиться!
Обратно мы ехали не на такси, а на директорской машине.
— Все хорошо, — сказала Ф. Г., — но когда я все же перестану кокетничать возрастом!..
Чуть не забыл: Никулин рассказал два анекдота.
— Один для вас, театральный, другой — наш, цирковой, — сказал он.
Записал их как запомнил.
* * *
«Разгневанный отец отчитывает дочку:
— Замуж за артиста?! И думать не позволю!
И все же пошел с ней в театр — посмотреть, кого она выбрала.
— Можешь выходить за него. Он вовсе не артист!»
* * *
«Подготовлен уникальный аттракцион — «Дрессированные черепахи». Черепах за валюту привезли с острова Гаити. Под звуки марша они делают два круга по арене, а потом становятся на задние лапы и в такт музыке кивают головами.
Выпустить этот аттракцион никак не могут: не выдерживает оркестр — номер с черепахами идет пять часов».
День рождения в «Кемери»
Перед самым отъездом в Ригу на гастроли Ф. Г. мне сказала:
— Ну, дело сделано. Нина втянула меня в гигантскую авантюру — получу тысячу семьсот рублей! Хватит рассчитаться со всеми долгами и еще останется.
— Но что случилось?
— Не спрашивайте. Позор! Я ощущаю себя, ну, знаете, ну, как начинающая кокотка, от которой ждут блестящей карьеры.
— ?
— Я продалась ВТО — подписала договор на книгу.
— Вы решились?! Поздравляю!
— Не смейте этого делать! С чем поздравлять? Боже, как стыдно! Разве я когда-нибудь напишу двадцать листов!! Это сколько страниц?
— Около пятисот на машинке.
— С ума сойти! Да я и двух страничек не могу из себя выжать. Кому это нужно? Повторяю вам, мой договор — грандиозная авантюра. Мне нужны деньги: скопились долги, нужно купить путевку в санаторий — подлечить руку (как я буду играть в Риге восемь спектаклей, ума не приложу!), путевка стоит минимум двести пятьдесят рублей. Откуда взять все это? Я и решила: ВТО дает аванс на два года. За это время я запишусь на радио, снимусь в кино — Алеша Баталов предложил мне сыграть Бабуленьку в «Игроке»,—тогда я и верну аванс, все до копеечки.
— А может быть, лучше все же написать книгу?
— У-у! — замахнулась на меня Ф. Г.. — Не заикайтесь даже!
Две июльские недели я мотался по кинотеатрам в поисках чего-либо стоящего на Московском международном фестивале, написал о своих впечатлениях Ф. Г. и получил ответ:
«Милый Глеб, спасибо за интересное письмо, читая которое я почувствовала себя на неинтересном фестивале.
Глебушка, умоляю и мне достать Аввакума, если это будет возможно. При встрече обсудим этот исторический момент!