Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945
Шрифт:
Во время своего второго визита Кох появился в командном пункте генерала Мюллера и рассказал генералу, как он сокрушил Рейнхардта и Хоссбаха. Он предупредил, что повергнет любого, кто посмеет продвигать какие бы то ни было оправдания стратегической потребности, чтобы оправдать трусливую сдачу Восточной Пруссии. Но когда Кох заметил, что Мюллер был человеком ему по сердцу, тот открылся и стал дружественным. Он сказал, что был властителем востока и будет им снова. И если бы он удерживал не больше чем один квадратный километр земли Восточной Пруссии в то время, когда прибыли новое оружие и новые армии фюрера, то на этом квадратном километре он выстоял бы и предъявил свои права на правление востоком. И выполни Мюллер свою обязанность, его ждало бы место рядом с Кохом. Население Восточной Пруссии не было упомянуто в беседе. Затем самолет унес Коха к его штабу. Дороги внизу были черны от колонн беженцев.
Население Кенигсберга не ощущало опасности до тех пор, пока нацистские чиновники, которые остались после тихого отъезда Коха, не забронировали специальный поезд, чтобы увезти свои семьи из города.
Пассажиры, которые должны были сесть в этот поезд, были уведомлены всего за несколько часов до отъезда – и им предписывалось сохранять молчание. Но персонал железной дороги быстро распространил информацию. Ранним утром 22 января новость облетела Кенигсберг, и народ ринулся на железнодорожную станцию. Но было слишком поздно.
Утренний экспресс до Берлина был последним поездом, который дошел по назначению. Все более поздние поезда возвратились в Кенигсберг 24 и 25 января. Путь на запад был отрезан. В течение этих нескольких дней Кенигсберг изменился.
Беженцы текли в город бесконечным потоком, приносящим остатки армии, военно-воздушных сил и служащих Организации Тодта. Повсюду двигались коляски и велосипеды, салазки и мотоциклы, сероватые-зеленые вагоны с оружием, грузовики – и люди, люди, люди… Все они надеялись убежать. Их глаза были устремлены на канал из Кенигсберга до Фрише-Хаффа, – они надеялись преодолеть Хафф, добраться до Фрише-Нерун-га и двинуться далее – на запад.
Десятки тысяч людей переполнили порт. Они стояли плечом к плечу и ждали. Только несколько тысяч успели подняться на борт торпедного катера, субмарины, минного тральщика и одной из угольных барж, которые, пыхтя, двигались по каналу позади буксирных судов и ледоколов. Место на борту судна стоило состояние, и некоторые из капитанов использовали эту возможность нажиться в полной мере. В медленной процессии, на которую нападали русские самолеты, ряды барж пробивались к порту Пиллау, чтобы выгрузить людей и оставить их перед новой проблемой. Те, кто не имел средств, чтобы подкупить капитана, возвратились в город или присоединились к потоку тех, кто отправился к Пиллау по побережью. В Пиллау можно было, как говорили, сесть на паром до Нерунга, а Нерунг все еще давал проход до Данцига.
Население Кенигсберга ничего не знало о реальной ситуации. Партийные кабинеты были покинуты; правительственные машины исчезли. Отключение электричества заставило радио замолчать. Не было никаких газет, только слухи – рои слухов.
Едва ли кто-то в городе знал, что не было ничего способного помешать русским взять Кенигсберг в любое время, которое они выбрали, что русских сдерживала только их неосведомленность о слабости цитадели. У населения создалось впечатление, что немецкие линии фронта удерживаются перед городом и русское наступление остановлено. Многие решили ждать. Они ждали лучшей погоды или того, когда минует наводнение беженцев или когда снова пойдут поезда в Пиллау. Солдаты жаждали тепла и отдыха и, успокоенные на время ослаблением напора русских позади них, пробовали найти отдых среди гражданского населения. Их все еще хорошо снабжали питанием и алкоголем – и они были хорошо приняты в этом городе, который лежал в странных сумерках надежды и страха. Те части, которые сохранили дисциплину, сопротивлялись русским, прокладывавшим путь в Замланд, медленно и осторожно окружая Кенигсберг.
Затем поступило сообщение, что русские совершили внезапную вылазку к дороге из Кенигсберга до Пиллау. Грозило окружение.
Волна паники охватила город. Те партийные чиновники, которые еще остались в городе, сбежали на автомобилях в Пиллау. Но члены партии были не единственными – правительственные чиновники и армейские офицеры тоже в спешке уехали. Персонал покинул военные госпитали. Прекратилась какая-либо забота о раненых – она была возобновлена только тогда, когда медицинские части с фронта отступили в Кенигсберг. Служащие медицинского корпуса 1-й восточнопрусской дивизии, которая затем вступила в город, нашли раненого солдата на операционном столе – он был мертв. Только половина пациентов в больничных палатах подавали признаки жизни. Другие умерли.
30 января разнесся слух, что поезда до Пиллау будут отправляться от пригородной станции. Сквозь метель толпы людей пошли туда и действительно нашли состав из грузовых вагонов. Наступила ночь, и поезд наконец двинулся со станции. Но где-то в середине 40-километрового участка пути до Пиллау он остановился позади нескольких других составов, заполненных беженцами. Поврежденный бомбардировкой локомотив блокировал путь. Прежде чем миновала ночь, русские достигли железной дороги, пересекли ее и вышли к берегам Хаффа. Утром 31 января Кенигсберг был полностью отрезан от Замланда и порта Пиллау.
В это время в Кенигсберге оставались несколько дивизий и множество частей народной армии, большинство солдат которых даже не имели униформы. Было также приблизительно сто тридцать тысяч гражданских жителей и большое количество французских и русских военнопленных и чернорабочих.
Военные командиры, которые остались в городе, в частности генерал Лаш, начальник штаба действующего корпуса, ожидали скорого конца. Никто в городе не был в состоянии отразить русское нападение. Но русские остановились в предместьях Кенигсберга. Они хотели сначала взять Замланд и Пиллау, единственный порт, осуществлявший поставки для 4-й армии. Если бы советские войска сражались с той же энергией, которую они показали в течение прошедших недель, 3-я танковая армия – вернее, то, что от нее осталось, – не остановила бы их. Но русские нуждались в отдыхе и подкреплении. Хотя они достигли побережья, но были не в состоянии взять Пиллау.
В Кенигсберге Лаш предпринял все меры, чтобы сделать жизнь населения более терпимой и организовать рассеянные войска для возможной вылазки. Он надеялся, что будет возможность эвакуировать население и получить подкрепление, без которого Кенигсберг не мог быть защищен. В решении двух этих задач он видел цель своего присутствия.
Предприятия коммунального обслуживания города восстанавливались. Скоро в домах снова появились вода, газ и электричество. Магазины, владельцы или служащие которых были найдены, снова открывались. Насколько было возможно, армия давала пищу гражданским жителям. Собрали рогатый скот, который привели колонны беженцев, и появилось молоко и мясо для больных и детей. Специальные команды, действующие по кодексу, который не знал никакого наказания, кроме смерти, вышли подавлять грабежи, которые распространились в дни паники.
Генерал Лаш изучил военные ресурсы города. Он слишком хорошо знал, что название «цитадель» было лишь горькой иронией. Бастионы на внешнем кольце, приблизительно в 8 километрах от центра Кенигсберга, были построены в 1870 г. и не составляли препятствия для современного оружия. Кроме того, большинство из них имело только один выход, оборудованный разводным мостом, следовательно, они превращались в мышеловки для гарнизонов.
С городских крыш можно было видеть русскую пехоту и наблюдать за медленным сосредоточением тяжелой русской артиллерии. Город не имел ни артиллерии, ни самолетов, чтобы вмешаться в действия русских. Лаш требовал подготовиться к вылазке. Его патрули прочесывали улицы, здания и подвалы, чтобы собрать бесчисленных солдат, которые затерялись среди населения или завязали дружбу с женщинами, которые хотели напоследок повеселиться. Но силы, которые собрал Лаш, были едва ли достаточны, чтобы предпринять попытку вылазки из города, – да и те испытывали недостаток в боеприпасах, оружии и бензине.