Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945
Шрифт:
Сведения различных источников относительно бегства Коха отличаются – в некоторых вопросах радикально. Они дают две версии, противоречащие в деталях, но с одним и тем же общим результатом. Первая версия такова.
Днем 23 апреля, когда Пиллау уже находился под огнем тяжелой русской артиллерии, офицер СС из штаба Коха поднялся на борт «Восточной Пруссии».
– По приказу окружного руководителя и имперского комиссара обороны, – сообщил офицер капитану, – это судно должно быть готово отплыть сегодня вечером в семь часов. Окружной руководитель и его штаб войдут на борт незадолго до этого. Я должен проконтролировать погрузку важных вещей.
Капитан молчал. Он ожидал этого момента достаточно долго.
Немногим
Около шести часов вечера моторная лодка доставила Коха, его штаб и телохранителей. Ледокол «Восточная Пруссия», сопровождаемый ледоколом «Прегель», отошел от пристани немедленно после прибытия Коха, оставляя позади горящие Пиллау и Нерунг. Кох отдал приказ плыть в Хелу, порт в Гданьском заливе, на самой оконечности полуострова, известного как Путцигер-Нерунг.
Эти два судна достигли Хелы утром 24 апреля. Ночь напролет радисты Коха на борту посылали в Берлин сообщения, закодированные как «Секретно – правительственный вопрос», чтобы создать впечатление, что он все еще в осажденном Пиллау или на Фрише-Нерунге.
Хела был под огнем русских самолетов. Кох причалил после того, как налет завершился. Окруженный телохранителями, он шел через толпу беженцев, которые появились между бомбежками, чтобы высматривать суда. Взгляды, которыми провожали его, были полны ненависти и страха, но они также показывали почти бессмертную надежду тех, кто верил в течение многих лет и кто даже теперь думал, что этот грубый колосс, человек звучной фразы, мог принести спасение, возможно, обещанное чудо. Но Кох был далек от того, чтобы принести хоть что-то.
Кох направился к морскому командующему портом, объявил, что должен отправить срочное сообщение фюреру, и потребовал эскорт, чтобы провести его суда через воды, наполненные минами и подводными лодками, вдоль северного побережья Померании.
Но теперь, возможно впервые, Кох узнал, что его власть рушилась. Военно-морской офицер немедленно предположил, что Кох лжет, что он не имеет никакого сообщения – и бежал на запад. Офицер заявил, что специальный эскорт не доступен и окружной руководитель должен будет присоединиться к одному из конвоев с беженцами, которые должны отойти в Копенгаген после наступления темноты. Кох взорвался. Но он забыл, что этот офицер видел за прошедшие недели так много насилия и страдания, что его нельзя было больше обмануть.
Морской офицер повторил, что специального эскорта не будет. И добавил, что едва в состоянии собрать конвои для беженцев, поэтому не станет отвлекать ни одно из имеющихся в его распоряжении судов для любой другой задачи. Он предложил Коху присоединиться к одному из регулярных конвоев, а кроме того, взять на борт несколько сотен беженцев, для которых, без сомнения, найдется место.
Кох чувствовал, что его власть утекает, как песок сквозь пальцы. Он, возможно, пробовал добиться специального эскорта через Бормана и лояльного нацистского адмирала Кумметца в порту Киля. Но это означало, что он должен будет обнаружить свою попытку убежать. Кох отступил с мрачными, но пустыми угрозами.
Он отправился назад, на свое судно. Путь ему преградили сотни беженцев. Прежний лидер народной армии из Восточной Пруссии, один из маленьких, бесхитростных подчиненных, попросил, чтобы оставшиеся в живых солдаты из его части были взяты с ним. Этот человек сжался, когда Кох неистово закричал, требуя прекратить беспокоить его такой грязью. Кох в ярости сказал «грязь», тут же прибег к театральным манерам и добавил, что нуждается в этом судне для выполнения задач решающей военной важности.
Кох теперь шел на борт так быстро, как мог, поскольку он боялся прибытия на его судно беженцев и незнакомцев. Пока он не знал, куда приведет его бегство, но ни в коем случае не хотел неизбежных свидетелей.
Такова одна версия.
Согласно другим источникам, Кох не оставлял свой штаб на Нерунге до 27 апреля. В тот же день радиооператоры Коха приказали, чтобы два этих ледокола оставили порт Пиллау и встретили Коха и его штаб в определенном пункте по берегу Нерунга. Ледоколы ответили, что в тех водах находятся русские подводные лодки и что невозможно приблизиться к Нерунгу. Вслед за этим им приказали встретить Коха в Хеле.
Кох и его окружение прошли вдоль Нерунга к пункту около Данцига и затем пересекли бухту на барже, прибыв в Хелу, очевидно, утром 28 апреля.
Окружной руководитель Данцига Форстер сопровождал Коха до входа в порт Хела, который был закрыт барьером и охранялся военной полицией. Кох и его свита пробились через толпу беженцев, ждущих судов, не обращая на них ни малейшего внимания. Вскоре после этого ледокол «Восточная Пруссия» оставил порт.
Согласно источникам, используемым выше, бегство из Хелы происходило следующим образом. Когда Кох, после возвращения от командующего портом, шагал по палубе «Восточной Пруссии» со своими приспешниками, он обнаружил среди спасательных шлюпок десятилетнего неизвестного мальчика. Он схватил ребенка и накричал на него, выясняя, как он оказался на борту. Дрожащий мальчик признался, что его мать и брат также на судне. Первый машинист, человек из Кенигсберга, привел свою семью и спрятал их. Кох позвал охранников и приказал, чтобы безбилетники были немедленно высажены на берег. Машинист, услышав шум, появился на палубе. Он был человеком, который испытывал страх перед сильными мира сего. Но его ярость и опасение за свою семью были сильнее. Он заявил, что если его семья будет высажена, то судно отправится в последний рейс. Капитан, также на грани самообладания, поддержал машиниста. И Кох, который не мог без них обойтись, отступил.
«Восточная Пруссия» оставила Хелу в сумерках. «Прегель», после передачи своих угольных запасов «Восточной Пруссии», остался позади.
Судно Коха избежало всех советских мин и подводных лодок. Даже теперь он продолжал посылать радиосообщения в Берлин, но не получил никаких ответов, кроме некоторых пропагандистских провозглашений Бормана.
Кох начал терять контроль над ситуацией. Он не мог постоянно поддерживать на высоком уровне свои сообщения о героическом сопротивлении. Радиопередачи новостей указали, что Гитлер остался в Берлине, что город окружен и сражение за Берлин скоро будет закончено. Наконец, поступили новости об измене Геринга, затем Гиммлера.
После этих новостей Кох оставил всякую надежду на Гитлера и думал только о собственном спасении. Ледокол «Восточная Пруссия» вошел в гавань острова Рюген, но этот остров был к тому времени объявлен цитаделью, и командующий цитаделью запретил Коху бросить якорь в гавани. Ледокол остался на рейде среди судов, которые ждали эскорта.
Кох и люди, что были с ним, теперь умерили свои претензии. В нервозности Кох шагал по верхней палубе. Некоторые из господ пробовали успокоить нервы при помощи ловли рыбы. Большинство из них взялись за бутылку. Коричневая партийная униформа была для пробы заменена сначала более простой армейской формой. Затем появилась гражданская одежда. Маскировка менялась часто, возможно, чтобы проверить, какая самая эффективная. Ложный героизм и вера в победу, болезненное действие игры внезапно исчезли.