Ражая. Волей богов

Зензин Арсений Михайлович

Скорбно оглядел конунг белёсое поле, исщербленное каменными остовами-сугробами, кажущими из белоснежной паволоки то балки перекрытий, почерневших временем, то клади порушенных стен. Под руку с величайшей богов жрицей в окружении волков шли они по так и не родившемуся поселению. Не зажглись по длинным домам очаги, не заиграли гимнами молоты по пяти кузням, не донесётся до Изгиррульва лихая хмельная песнь воинов из воинских красивых залов чьи стены так и не выкрасились шкурами щитами и трофеями, а ристалища во дворах не утоптались

в каменную твердость. Только виднелись средь так и недостроенных домов, волчьи сечённые с камня статуи, должные по хитрой задумке правителя зажжёнными в отворённых пастях кострами освящать улочки огнями.

Скорбь скрутила вновь гудящее набатом жизни сердце, сжав в кузнечных клещах. Он хотел подарить кланам величественную столицу, сосредоточения власти и красот, но они, прокляв его забросили небывалое дело.

Почувствовав горе возлюбленного Ресидра, склонила голову плетенного гребня ему на плечо, поцеловав в щёку в страшный шрам.

Пара подошла к славищу десятку идолов богов, должных в мечте стать центром городища. За ним выше прочих под пленом снегов высился холм, едва отсыпанный для чертога правителя затеявшего обжиться опосля своих людей. В первую очередь о люде думал молодой конунг не о своей роскоши!

Оглядев лики Сидраса предвечного кузнеца, Мелитры владычицы мертвых душ. Анистары хозяйки зелёных пущ, Рукрадора войн повелителя и прочих гигантов. Изгеррульв кивнул твердо Тёмному знамению и та, отцепив руки вошла в круг могучих творцов, разом угодив под взоры каменных истуканов, взирала правда только на свою покровительницу Мелитру, красивейшим из когда-либо слышимых конунгом голосов запев раскинув широко руки. Пару мгновений в выгорающем алом как пролитая кровь закате звучала только её песнь, а после что-то изменилось в самой сути мироздания. Треснули скрепы миров обособливо загробного царства. Запылали голубым пламенем очи Ресидры сродни рунам на лице точеном, а одеяния в виде платья под меховой накидкой волчьих морд по плечам негаданно обратилось иным узором.

Словно смерчи разгоняя шлейфами плоть зимнюю белёсую, взвились столбы праха, серыми хмарными потоками устремляясь к ведунье словно обличая соткав из останков отжитой плоти и ржи рассыпавшегося метала ей некое подобие брони поверх чёрного сотканного мраком платья. Сродни корсету разросся пояс широкий под самую грудь, сплетенный полосами черной стали, юбка до подола наросла одна на одну рознящимися кроем лоскутами дублёной кожи склёпанными хитрыми бляхами в каждом отрезе на ширину ладоней. Поверх плечей легли изначально дублённые подкладки, перекрещённые по груди ремнями, а сверху изящные оплечья трех будто вылитых плавкой черепов. Чело, короновала диадема в виде обруча пылающих синевой рун блеклого белого камня. В руке вычурным изгибом воплотился посох костяной с навершием в виде лампады четырёх вросших друг в друга черепов, разинувших для светцов непомерно оскалы.

– Труби любый! Созывай свои хирды! –

улыбнулась она ему и Изгеррульв поднес крашенный каменьями да узорами в серебре разводе крученный витой рог к губам.

Нет, незауныло аки в кургане разнёсся его глас, громко и ликующе раздалось пение, как и в старь призывая доблестные сердца к сече, к звону стали к стуку щитов!

По всем Клыкам рока тем мигом треснули плиты древних курганов! А отголоски душ размытыми сгустками покинув последние пристанища устремились к развалинам так и не возведённой столицы. Клятва страшна для кланника, ведь не проходит даже смертным сном. Много воев и воительниц, нареченных народом девами битв, присягнуло некогда конунгу Изгеррульву славному вождю и величайшему войну вольных земель и теперь клятва вернула им некое подобие жизни. Призрачными стенами щитов возникла королевская рать посреди заснеженных руин, туманные чуть скрашенные синевой колдовского пламени древние вои колыхались посреди плато, готовые, как и встарь идти за вождем!

Ресидра глубоко вздохнув затворила глаза, сведя лицо немыслимым напряжением, больше не воспевая скорее рыча заклятья, на силу толкая чрез себя невместные в мире живых слова. Вокруг неё мир, аки надломившись призмой, пошёл рябью, разрывая пуще прежнего грани мироздания. Там в пронизанной черными ветрами безысходности, хмарной подкорке материальной действительности, среди высыпанной пеплом юдоли нескончаемых руин, обиталища голодных теней, есть порушенное отражения каждого возведенного дома или того, что ещё только будет возведено. Все времена прошлое, настоящее и грядущее, сплелись в царстве духов единым узлом, и сейчас Темное знамение разрывала ткань мироздания вырывая из мира духов клочок что был так дорог её и конунга сердцу.

Плато во всю свою площадь треснув каменной плитой озарилось из расщелин могильным свечением, грянули из неоткуда бешенные ветра, не иначе рожденные в ином месте в сумрачном царстве мёртвых, завывая буранами сметали они с горы плоти, снегов саванн, оголяя покосившиеся остовы домов и построек. Всего миг и невместно как возникшая буря улеглась, оставив Ульвхендхолл сиять призрачной плотью миражей. Городище отголоском мечты возродилось нави градом. Не было руин, только окруженные хлевами и сараями в плетнях ограде нематериальные дома родовые под длинными скрещенными по верхам стропилами крышами теса или дранки, и просторные красивейшие чертоги бражные да воинские.

Изгеррульву что невольно смахнул слезу, даже померещился из кузни звонкий глас молота.

И вот тогда, как от землетрясения вздрогнула сама гора, ревом пробудившегося дракона, невиданный грозы громом, затряслась кость земли вырываясь из плена скалистой плоти. Медленно тысячами обвалов и лавин оставив под собой кратер, глубокий портал в недра земные, поднялось невиданной ворожбой в небо плато аки вырванное из хребта крепи дланью неведомого великана.

Конец ознакомительного фрагмента.